В общем, смотри, к чему она больше склонна — к строгости или к мягкости. Можно чередовать, так еще лучше. Главное, чтобы она была строга к другим и снисходительна к себе, и все, все списывала на противостояние «наших» и «ненаших». Чем яростнее борьба с «ненашими», тем вольготнее будет тебе самой — тебе сопротивляться уже и руки не дойдут, в них флаг полощется, а на шее барабан висит. Синаксарный там или уж какой — не вижу разницы.
И пусть она подходит ко всякому человеку, особенно к ближнему, к товарищу по вере, со своим готовым шаблоном. Мужчины пусть общаются на уровне формул, словесной эквилибристики, твоя роль куда пикантнее и соблазнительней. Пусть она ожидает от каждого встречного каких-то особых, тонких ощущений. Если вдруг они у нее возникнут — всё, наш человек, друг, брат и учитель. Если нет — то берегись… А лучше всего, если сначала возникнут, а потом пропадут. Такое вообще не прощается. За такое убить мало. И пусть ни в коем случае не догадывается, что ощущения эти возникали в ее собственной голове, не в реальности, что всякий человек намного сложнее и глубже всего, что пришло ей в голову по его поводу.
И все-таки, девочка, не обольщайся. По краю ходишь, по краю. Все-таки это в церкви. Будь она политиканом, деятелем феминистического движения или борцом за права животных, все эти милые шалости были бы куда невиннее. Но ты играешь с огнем. Помни. Все, иди, работай.
13
Итак, всего-то за пару земных месяцев жизнь нашей дамочки круто изменилась — она стала самой активной христианской. Нет-нет, как это ни мерзко, это еще не самое страшное. Напротив, это же шанс, мой шанс… Я покажу им, что такое высший класс — как провести свою жертву через церковь, и не опалить копыт!
Активная прихожанка, редактор какой-то там газеты… Ну да, таинства, службы, это все есть, как же это, как же это жжется… ну, неважно, это проблема рядовых искусителей. Но мой гениальный план уже начал сбываться! Активнейшая общественница — тут у них, в эсенгешном управлении, опыт богатый, партийно-комсомольская работа это раньше называлось. Что вся эта деятельность была направлена не за, а против, это и так понятно. Ну не лыком же мы шиты, в конце концов! Против косности (так мы назовем здоровый консерватизм), против буквализма (стало быть, против ясно выраженной воли Врага), против чинопочитания (а это, конечно, вожди Его воинства). Нет, нам еще не до конца удалось переубедить ее, придать словам нужное значение, но мы определенно работаем в этом направлении. «Я знаю, как надо!» — это замечательное выражение уже, по сути, становится ее девизом.
Человек, любой человек, который оказывается перед ней — это теперь уже не таинство, это объект научения, исправления, воспитания. Дырка от бублика. Вот оно, наше начало! Это Враг пусть возится со своими подопечными, пусть повторяет об уникальности и неповторимости каждого. Мы-то знаем, что всех, всех надо будет привести рано или поздно к общему знаменателю, пучок укропа в зубы и на праздничное блюдо. И всякий, кто начал приводить к общему знаменателю своих ближних — наш первейший помощник. Кого не приведет, тех по меньшей мере напугает, тех заставить отвергнуть суровую строгость Врага, перепутать свободу со вседозволенностью.
Ненавидь грех и люби грешника, учит своих последователей Враг. Ну-ну. Посмотрел бы он, как это у них получается, и где на самом деле исполняется этот принцип! В аду, где ж еще. О, как ненавидят грех те, кто маринуются в наших бочках — до дрожи, до омерзения, до зубовного скрежета. Ненавидят — и не могут расстаться с тем, что стало уже стержнем их натуры. И где же любят грешничка, как не у нас — сладенького, свеженького, такого аппетитненького!
А у них что? Вялая, серая безразличность. «Я никого не осуждаю» переводится с их языка как «мне на всех наплевать». «Мы одна семья и любим друг друга» значит «ну да, мы прочли в книжках, что так должно быть, и теперь назвали свой вялый и мимолетный интерес любовью, и делаем вид, что уже достигли вершин». Но самое-то главное — те, кто знает, как надо! У них давно готовы ответы, написаны программы, заведен распорядок службы, жизни и мысли, и теперь Враг для них — ссылка, авторитет, инструмент. Вот оно, главное. Вот оно, наше.