Признаюсь, что препровождаю сии тетрадки с прискорбием, потому что с прекращением оных прекратится и, по прилично, должен прекратиться случай писать к Вам; а потому присем я честь имею, может быть, в последний раз засвидетельствовать мое неложное к Вам высокопочитание, с каковым я к особе Вашей имею честь по смерть мою:
Вашего Высокоблагородия Милостивого государя Покорнейший слуга
Священник Иоанн Вениаминов.
1июля 20 дня 1833 года. Уналашка.
Письмо 6
Ваше Высокоблагородие Милостивый государь Федор Петрович!
Письмо Ваше от 19 апреля 1834 года, коим Вам угодно было меня удостоить, я имел честь получить в Ситхе 21 сентября, и свидетельствую мою сердечную благодарность, как за оное, так наипаче за то, что Вы при всех Ваших многоразличных занятиях и, так сказать, находясь при самом центре блестящего знакомства, не забыли меня.
Я очень рад, что мои метеор, записки[6] сколько-нибудь заслужили внимание Ваше; но что касается до записок в Ситхе, я не имел и не думаю иметь до тех пор, пока находится здесь Фердинанд Петрович, потому что я еще не всмотрелся в здешний климат, и у меня нет теперь ни барометра, ни термометра, которые я оставил в Уналашке тамошнему правителю, который обещался также наблюдать и присылать.
Вам угодно знать о положении инструментов и именно термометра; я, кажется, Вам писал, где и в каком положении находился мой термометр в Уналашке; но еще повторю: термометр был у меня тот самый, который мне подарил Г. Мертенс, очень хорошей работы, ртутный, о четырех делениях, на металлической дощечке, а не на деревянной, и всегда, находился в металлическом цилиндре с верху и низу открытом. Он был поставлен на NNO стороне дома, к которому не прикасался даже самый цилиндр. Бели могли действовать катая либо посторонние причины, то разве то, что на цилиндр с утра и до 9 часов косвенно ударяли солнечные лучи, но это так редко, что не более 2 раз в месяц, и в таком случае я, если не успевал до солнца заметить, то исключал, смотря по другому термометру.
Прошедшего лета в Уналашке так было тепло, что с половины июня и до августа термометр был весьма часто от 12 до 18 и даже 20; раза четыре я замечал в 10 часов ночи, и термометр был 12, 13, 14, 15, такой теплоты давно не помнят. Ветры в то время были до большой части от S, и часто ночью дождь, а днем ясно. Периодической рыбы было очень мало, ягод посредственно, но за то очень хороши, грибов при мне еще не было. Причем честь имею препроводить Вам мои последние записки на Уналашке.
В 1833 году в первый раз показались шишки на (24) елях Уналашкинских, и, в том же году найдено под ними до 40 рыжиков настоящих, т. е. груздей, известных в Сибири под сим именем; сих рыжиков до того времени нигде и никогда не находили.
Наконец вот и грамматика моя[7]! но Боже мой! что с нею будет! и мне ли писать грамматику, когда я знаю худо русскую грамматику, что можно заметить на каждой странице моей грамматики. Предисловие мое едва ли длиннее самой грамматики, но еще бы надобно другого рода предисловие: просить извинения в моем невежестве, и просить принять ее под Ваше покровительство. Мое намерение: сей малейший труд посвятит Рос. Академии Наук, и я было думал написать что либо в роде речи, но, по совету Фердинанда Петровича, оставил, потому что, и в самом деле, для такого пустого приношения приложить пышную пли пустую речь к таким особам, как почетные члены Академии, совершенно неприлично; но я думаю довольно сей надписи. Впрочем я не написал ее на самой книжке до Вашего рассмотрения. Итак прошу покорнейше принять на Ваше попечение и покровительство. Вы подали мне мысль, Вы ободряли меня к составлению грамматики, Вы и пристройте ее к местечку, куда и где прилично и можно. Если прилична сия надпись, то прошу Вас потрудиться написать ее на самой книжки и, если в чем нужно, исправить и представить Академии от меня. И если она удостоит своего внимания, то пусть делает с нею, что хочет, хоть огнем сожжет; мне она совершенно не нужна. И именно (еще повторяю то, что сказано мною в предисловии), если бы не Вы, то бы никогда я не вздумал составлять грамматики; и если филологи найдут в ней что либо любопытного, то они должны более благодарить Вас, нежели меня.
Словарь же[8] я не присовокупил, потому что и не успел бы переписать, и притом надеюсь оный умножить, и на будущий год непременно буду иметь честь доставить оный.
В книжке сей писано много, но, может быть, в глазах сведущих филологов более пустого, нежели дельного, но как бы то ни было, я уже совершенно отказываюсь от всякого дополнения и переделывания: еже писах, писах.
7
См. книгу нашу «