Искренно благодарю Вас за память обо мне. С большим нетерпением я ожидал от Вас писем, и желание мое исполнилось. Но знаете ли что? Из двух писем Ваших, от 2 марта 1842 и от 4 марта 1843 года, я не мог понять даже и половины. Сколько ни бился я и какие ни употреблял средства, никак не мог разобрать всего, особенно последнего письма. Одно, что я понял весьма хорошо, это то, что Вы теперь не в Синоде[75]. Удаление Ваше из Синода и, как пишут мне, невызывание нашего Владыки в Сунод для меня неразгаданная тайна. Но что это не даром, в том я преуверен. Мне намекают только, что все это произошло по делу о Библии. Но из этих намеков я не понимаю ничего. Не можете ли Вы мне это пояснить? а равно и обо всем, что можно.
Очень жаль, что Вы теперь, не имея участия в делах по Синоду, не можете прочесть моего путевого журнала, который я представил в Синоде от 5 июня[76]. Какие бы я ни сделал Вам из него выписки, Вы не можете иметь полного понятия о всех действиях моих, который впрочем по крайнему разумению моему направлены к славе Божией; и (похвалюсь) я не делал ничего для каких либо своих выгод или похвалы.
Итак, вместо описания действий моих, представлю Вам сухой перечень моего пути. О путешествии моем в Кадьяк и по Алеутским островам и о прибытии в Камчатку я Вам писал. Теперь остается мне сказать, что я из Петропавловска отправился 29 ноября и проехал прямо в Нижнекамчатск, откуда обратно по тому же пути, не заезжая впрочем в Петропавловск, в Большерецк; здесь провел праздник Рождества Христова. Отсюда проехал по западному берегу до Лесновской церкви; потом опять переехал на восточный край Камчатки в дранкинский проход. До сего места можно было иметь ночлеги в избах, но отсюда до самой Гижиги на расстоянии более 700 верст изб нет совсем, а с вершины Олюторского залива до вершины Пенжинской губы (Охотского моря) нет никаких жилищ на расстоянии более 300 верст. И мы ночи проводили в пустых местах; но благодарено Богу, погода была очень хороша, и мы на 6-й день добрались до жилья некрещенных коряк-каменцов; тут захватила нас страшная непогодь, и мы жили в коряцкой юрте вместе с коряками. После того мы ехали уже довольно успешно, но все ночи, кроме 2–3, проведены также в пустых местах, но это уже было сносно, ибо врезая стало подвигаться к весне. 3-го апреля приехал я в Охотск, чем и кончилось мое путешествие по сухому пути. От Петропавловска до Охотска проехал я более 5000 верст на собаках и отчасти на оленях, а лошадей даже не видал. Повозочку, в которой я ехал, очень можно назвать гробом, только, вместо холста или миткалю, внутри она обита медвежиной. Ширина повозки не более 5 четвертей в головах, а к ногам 2 ½; вышина в головах 3, а в ногах 2 ¼ четверти; только тем повозка моя отличалась от гроба, что, во-первых, в головах или назади сверху приделана была накладушка или облучок откидной, а во-вторых, она на полозьях. Очень часто случалось ехать по таким узким и глубоким дорогам, пробитым в снегах, что дорога представлялась длинною могилою. Гроб и могила были готовы, оставалось закрыть глаза, сложить руки и быть зарыту; но благословен Господь, хранящий меня! несмотря на резкие перемены воздуха, воды, пищи и проч., я и все сущие со мною были совершенно здоровы, и ни один из нас не видел даже неприятности, кроме мороза и вьюг.
К утешению Вашему, как содействователю открытию Камчатской епархии, сообщу Вам следующие новости: Колоши-наши соседи, некогда злейшие враги, — начали смиряться под руку Спасителя; с отбытая моего из Ситхи до Пасхи нынешнего года окрещено уже 102 человека мужчин взрослых, в числе коих 2 шамана. Теперь они готовят к крещению жен и детей своих. Живущие в проливах Колоши, как мне пишут, ожидают к себе проповедника. Но если не положат штаты (проект коих я ныне представил в С. Синод), то я не могу иметь никаких средств послать или иметь готового проповедника. Но да будет во всем воля Господня! Угодно Ему?… будет все; не угодно? и миллионы будут напрасны.
К Кадьякской церкви присовокупилось из язычников более 350 душ, кроме детей.
Чукчи начали показывать желание креститься, как я Вам и писал. Для испытания сего я послал миссионера на реку Анадырь, и ныне получил от него благоприятные известия: один чукча с семейством окрещен по собственному вызову; в других видно желание.
О Нушегакской миссии еще ничего неизвестно, кроме того, что священник прибыл на место.
В Камчатке я еще одного попа[77] расстриг за прелюбодеяние; другого исключил за штат за притеснение прихожан[78]. Зато все прочее духовенство примерно, говоря без всякого преувеличения.
75
В 1842 г. Андрей Николаевич оставил службу при Св. Синоде и был определен членом общего присутствия Азиатского Департамента.