На днях соберусь и пошлю Вам также мою с Л.Я. статью «От кубизма к абстракции»83. Она напечатана в летних номерах журнала «Искусство». У меня очень просят её в качестве отдельной брошюры. Теперь вот что: не хотите ли Вы принять участие в сборнике «Вопросы эстетики»84, который посвящён критике современной буржуазной теории этого предмета? Что касается статьи о чешском рассказе, то я уверен, что либо «Новый мир», либо «Иностранная литература», либо «Знамя» напечатают её. Заранее с «Н.М.» я говорить не могу – я сержусь на них, точнее, на их шефа, и дал себе слово никогда больше не советовать им ничего. Причины серьёзные. Но если статья будет прислана, то я, конечно, найду возможности посодействовать её напечатанию.
Вы просите ответить на вопросы предыдущего письма, очевидно, от 17 августа. Попробую: 1) Мои статьи о вульгарной социологии я никуда не посылал, так как не имею времени привести их в порядок. У меня опять аврал, опять я попадаю в безвыходное положение и должен броситься на исполнение плана Института, причём писать опять придётся что-то промежуточное, так как на вполне удовлетворяющее меня нет времени. 2) Признаю ли я искусство XX века? – Вопрос этот странно поставлен. Разве дело в хронологии? Вообще говоря, я ни за, ни против. Смотря какое искусство! За позицию Лукача по всем вопросам я, конечно, отвечать не могу. У Горького есть много первоклассных вещей, я думаю, что это не открытие. Томас Манн – хороший писатель, хотя и немного тяжеловат, по-немецки (с точки зрения вполне точного вкуса). Но кто же будет обвинять его за это? Я даже не против Кафки, который в некоторых вещах создаёт просто аллегорические параболы, более тёмные, чем, например, у Мультатули85. Я нахожу Кафку интересным, искренним, имеющим своё содержание, о котором сейчас писать не буду, но – боже мой – разве, когда речь идёт о путях возрождения искусства, можно опираться на то, что «нет худа без добра», что, переболев какой-то болезнью, люди иногда теряют при этом другую? Мало ли что бывает в конкретной действительности, которая всегда хитрее наших схем. Разве из-за этого нужно отказаться от принципиальных линий? Ведь все эти рассуждения Фишеров
86 и К° с ленинской точки зрения – жалкая эклектика, стирание граней, попытка, опираясь на частные моменты, на подробности, затемнить смысл общей картины, стереть реальные масштабы вещей. Если Кафка – искренний, сильный, хотя и больной талант, то престарелый Пикассо – весь поза, враньё, реклама, мистика. Можно ли ставить два эти явления в один ряд? Только если хочешь построить какую-то схемку и ради демагогии готов всё смешать в кучу. Король голый – смешно всерьёз принимать эти жалкие опыты дешёвого литературного символизма, вроде «Войны и мира» Пикассо87, с какими-то рыцарями, мечами и т. п. Здесь ровно ничего нет, никакой тайны, никакого предмета для разговора. Спекуляция на политической теме, расчёт на рекламу, нехитрая выдумка. А ведь для того, чтобы написать даже слабое реалистическое произведение, нужно рисовать, лепить, чувствовать форму, сливаться с языком природы, работать до потери сознания. Что за жалкая культура, если такой вздор принимается с полной серьёзностью! Я читал речь Фишера на Гегелевском конгрессе, читал речь Сартра в Праге – эти господа-товарищи ссылаются на то, что левые «с нами». Ну что ж – если с нами, почёт им, как участникам борьбы и работы. Но что это за принцип – если с нами, то нужно судить иначе? Ведь эдак и научные теории в области физики или агрикультуры будут судить на основании того, кто с нами и кто не с нами. А чем это отличается от практики культа личности? Нет, нельзя судить по номиналу, нужно принимать во внимание действительную, объективную стоимость. Нельзя насиловать объективные законы во имя волюнтаристских, субъективистских правил. Нельзя серьёзно расценивать научные и художественные явления иначе, как по «гамбургскому счёту», нельзя кривить душой во имя того, кто «с нами» и кто «не с нами» – это кажется полезным, а на деле оборачивается чудовищными потерями в области практической жизни и общественной морали. Такие тактические шаги можно предпринимать в сравнительно небольших масштабах, когда речь идёт о выдвижении снизу, из рабочего класса или из угнетённых наций людей, которые хоть слабо справляются с порученной им работой, но всё же преданы революции. Но если сделать это основным принципом, то будет горе. Никогда Ленин не думал, что опираться на «своих» это значит давать им всякие поблажки, а «чужих» хулить. Это – та самая детская болезнь левизны, из которой потом вырастают самые правые дела. Хороши «свои», когда они развиваются в сторону объективного содержания дела, умеют быстро научиться, перенять лучшие классические примеры, культурную традицию и сплотиться, впитать в свою среду честнейших, преданнейших науке, искусству, культуре вообще людей, которые ещё не являются «своими», но завтра будут. В масштабе международного коммунистического движения, увы, приходится считаться с тем фактом, что многие не нашедшие себе места в официальной духовной жизни не прочь поправить свои дела за счёт политических лозунгов партии. «Наши» – это не всегда объективно лучшие в своей специальности, в науке, искусстве, в других интеллигентных занятиях. И это было бы предательством по отношению к делу народа, если коммунисты отстаивали бы интересы «своих», входящих в свою корпорацию, в свою артель. Я, кажется, говорю банальности, но что поделаешь, если это ставится под сомнение не только «левым» Сартром, но и коммунистами типа Эрнста Фишера или Гароди.