Вы меня спрашиваете, как я отношусь к Мейерхольду и Эйзенштейну. Мейерхольд мне ничего плохого не сделал; я работал когда-то в его театральном институте, преподавал философию. Мне недавно напомнили, что в тридцатых годах я читал перед труппой театра доклад о «Борисе Годунове» Пушкина, которого они собирались ставить. И Мейерхольд, и супруга его Зинаида в самых лестных выражениях оценивали сей вклад в их дело. Но даже мученичество Мейерхольда не может заставить меня забыть, как сам он, захватив в свои руки палку в качестве главы театрального отдела Наркомпроса первых лет революции, творил чёрт знает что. Эти левые не стеснялись называть своих противников в искусстве врагами пролетариата, преследовали их всячески. Я мог бы привести много фактов тех лет. А в изобразительном искусстве? Разве не их преследованиям обязаны мы потерей выдающихся, ценнейших представителей старой культуры, как Александр Бенуа, Добужинский, Чехонин, Билибин и много других замечательных художников XX века, которыми будет со временем, я думаю, скоро, гордиться русская культура? Да, есть разное в двадцатом веке! Есть культура тончайшая, насыщенная знанием всей мировой традиции, хотя, быть может, и не такая продуктивная, как то, что было создано в более ранние эпохи. Но это знание, эта традиция, эта тонкость нам необходимы для того, чтобы избегать худшего, для того, чтобы новые народные силы росли наиболее быстрым и благородным путем. И есть другая культура, если можно так называть её, ибо речь идёт о нигилистической истерике последних стадий декадентского искусства, переходящего в открытую проповедь варварства, преклонение перед незнанием, неумением, грубым насилием. Это худший вид интеллигентщины и притом опаснейший для нас, ибо он потворствует темноте, неразвитости, элементарному недостатку культуры. Разве из этого можно сделать что-то серьёзное, растянуть это надолго, ввести в академические рамки, если даже признать, что такая истерика на время оправдана? – Я прекрасно понимаю сценическое движение против мещанского иллюзионизма в театре XIX века, возвращение к «коммедиа дель арте» и т. п., но всё это должно иметь свои границы – не далее Вахтангова и Завадского, двух выучеников МХАТа, пошедших дальше в направлении условности. Е(ирк Мейерхольда – это уже плоть от плоти варварской истерики, это не умный взгляд на мировую культуру с современной точки зрения, а попытка стать дикарём, пойти в дураки, прикинуться тупицей, потому что в тупости счастье. Нет, на этом далеко не уедешь! Так называемая «современность» двадцатого века есть не что иное, как самый крайний примитивизм, мечта о возвращении к полному идиотизму, отсутствию интеллекта и в пределе – возвращение к немыслящей материи. Автомобилизм, спорт, реклама, цирковые номера – весь набор сигналов этой современности рассчитан именно на войну против духа. Однако и надутая мускулатура этой новой не-интеллектуальной жизни такая хилая, фальшивая, такой вздор!
Об Эйзенштейне скажу, что это тоже сомнительная величина. Хорош был «Потёмкин», если выбросить из него экспрессионистские мелькания и другие дешёвые эффекты. А «Александр Невский» и «Иоанн Грозный» – это уже нечто совершенно «нордическое», а вовсе не коммунистическое. Явный путь от ультралевизны к тому, что из этого начала неизбежно, по тенденции своей, растёт. Жил бы он в Китае, и снимал бы уже фильмы из жизни Конфуция.
Однако на сегодня хватит. Будьте здоровы и благополучны. Кажется, я поработал на Ваше интервью.
Ваш
Мих. Лифшиц