Мужчина сделал шаг назад и прислонился к стене. Он скрестил костлявые руки на груди и с довольным лицом стал наблюдать, как угасает жизнь. Черная атласная сутана монаха делала его кожу серой, и отбрасывала тень на возню кошки с мышкой. На лице незнакомца играла довольная улыбка, и тысячи мелких морщинок подчеркивали ее, сплетаясь в лик садистского наслаждения. Мужчине было далеко за сорок, но поджарость и худоба делали его моложе. К тому же он обладал густыми черными волосами, аккуратно постриженными и уложенными волосок к волоску. Короткая геометрически выверенная челка обрамляла мощный крутой лоб мужчины, зрительно делая его еще выше и круче, чем он есть. А квадратный подбородок с ямочкой придавал лицу неуловимую суровость. Из-под лидерского разлета черных бровей нездоровым блеском мерцали темные глаза. Но самым значимым в лице был орлиный нос, величающий профиль мужчины. Казалось, лик Мефистофеля лепили именно с этого монаха.
Торжество жестокости разбил Рауль, так неожиданно выплывший из-за угла и спугнувший кота, который по нерасторопности упустил мышонка, подарив ему жизнь.
— Э! — Рауль растерялся, — Забавляешься, брат Игнасио?
— Суешь нос в чужие дела, брат Рауль? — на автомате отозвался мужчина, выпрямляясь.
Рауля неприятно обдало сухим ветром опасности.
— Я шел на заседание Лиги…
— Я понял, как всегда опаздываешь. Все наставники уже там и возможно даже старейшины заняли свои почетные места.
— Ты тоже не вовремя.
— А я не тороплюсь, — высокомерно произнес Игнасио, улыбнувшись, что делало его худое лицо отталкивающе сморщенным.
— Как идет задание? — выпалил Рауль.
— О каком именно задании идет речь? — Игнасио приподнял левую бровь, сверля брата по ордену колючим взглядом.
— Я про Альентеса…
— Что с ним?
— Э, да ничего! Информации нет, вот… Я и интересуюсь, как он? — Рауль начинал сбиваться. Так бывало всегда, когда он оказывался под обстрелом невыносимых глаз Игнасио. Рауль ненавидел это чувство растерянности, в которое его ввергал старший наставник.
— Мышонок жив, пока еще, — равнодушно произнес Игнасио, — В нем еще есть энергия, думаю, эту миссию он завершит. А потом… Я жду его смерти, хочу посмотреть, как он сгорит. Зрелище обещает быть потрясающим.
Рауль нервно сглотнул.
От подобной дикости он просто напросто опешил.
Уловив замешательство собеседника, Игнасио рассмеялся низким неприятным, почти демоническим смехом.
— Не понимаешь, как Учитель может желать смерти воспитаннику? — спросил он, отсмеиваясь, — Рауль, ты так молод и наивен, что я удивляюсь, как ты попал в Лигу. Хотя ты всегда умел подлизывать нужную пятую конечность. Верно? Какой же ты тупой, мне даже жаль тебя.
Рауль хотел было ответить, но слова как назло вылетели из его головы. Лихорадочное и неразборчивое бормотание одними губами — все, что он смог выжать из себя.
— Э-э-э, да я смотрю, тебя всего трясет от ненависти, — Игнасио положил руку на плечо молодого наставника и всмотрелся в его лицо, — Ты так меня презираешь, так желаешь моего исчезновения. Но этого не произойдет. Пока я и мои методы воспитания нужны ордену, я никуда не денусь. И позволь напомнить, именно мои воспитанники становились самыми прославленными бойцами розенкрейцеров.
— Политика переменчива, — сумел пробормотать Рауль.
— Ну, да. Только мне все равно. Я служу ордену и счастлив, выполнять любую работу. Поэтому мне нет дела до политики верхов, я наслаждаюсь своей ролью, и знаешь, она чертовски приятна.
Рауль отвернул лицо от неприятного ему лика монаха.
— Все же ты, Рауль, бесконечно примитивен. Винишь меня? В чем же? — Игнасию наигранно поднял брови в удивлении, — Жалко моего мышонка? Но постой-ка! Прояви ты хоть капельку сознательности, Альентес сейчас был бы твоим воспитанником. Но ты ведь подошел к делу с присущей тебе безалаберностью и манерой все делать в последний момент. Конечно, когда оставался день до конца срока подачи заявок на воспитанников, ты очухался. Прости, я оказался быстрее, поэтому сейчас Альентес мой. Неужели ты винишь меня в своей расхлябанности, брат Рауль?
— Я… — осекся тот.
— Вот именно. Ты делаешь вид, что переживаешь за мышонка, но это лишь видимость. Переживай ты за него, Рауль, ты бы проявил рвение тогда, девять с половиной лет назад. Теперь же… Уже ничего не исправить, твои вопросы излишни. Альентес подарит мне свою смерть, и его кровь вдохнет в меня новую порцию жизни, как и в свое время случилось с Пабло…