Первый же отвечающий, доктор исторических наук Велидов начинает, мягко говоря, отходить от истины. Цитирую высказывание историка: «До конца июня 18-го года большевики не расстреляли ни одного политического противника. Ни одного».
Простите, а как быть с расстрелом демонстрации в поддержку Учредительного собрания утром 5 января? Разве это не начало «красного террора»? А как быть с убийством Кокошкина и Шингаре-ва, депутатов Учредительного собрания, членов ЦК кадетской партии? И после этого утверждать, что до июня 18-го не было расстреляно ни одного политического противника?
Доктор исторических наук Иоффе вспоминает полемику в 18-м году между некоторыми большевиками и Мартовым: «Мартов обвинил тогда большевиков в терроре, в развязывании гражданской войны. Его оппоненты ссылались на пример якобинцев, на Дантона, на Робеспьера, настоящих революционеров, а не мещан, филистеров, обывателей, дрожащих «перед бурей». На это умный Мартов отвечал, что если бы, например, Робеспьер знал, что развязанный
якобинцами террор кончится бонапартизмом, он бы дал будущим революционерам совет не копировать слепо опыт предшественников».
Вот тут и начинает свое соло первая скрипка, то бишь Владлен Логинов: «Мне кажется,— говорит ученый, носящий революционное имя (Владлен, как известно, сокращенное Владимир Ленин),— что в этом разговоре о «красном» и «белом» терроре мы можем создать своего рода «порочный круг». Мы пытаемся определить свою позицию в зависимости от того, кто же первый нанес удар, вместо того чтобы уяснить причины самой драки. А причины эти уходят далеко за рамки 1917-1918 годов».
Вот он, главный пассаж биографа Ленина. Истоки террора — не в большевистской идеологии, делящей всех людей на эксплуататоров и эксплуатируемых, а в тяжелом наследии царизма. Вообще я давно заметил, как этот историк с упорством, как говорится, достойным лучшего применения (видимо, поэтому он и в данной дискуссии — первая скрипка), занимается своеобразной химчисткой истории большевизма и его вождей, очищая их от кровавых пятен. Помню, как он в телевизионной программе «Взгляд», в контрвью (дурацкой, надо заметить, затеи авторов этой популярной передачи, когда за минуту нужно аргументированно отпарировать выпад оппонента),— в контрвью с Владимиром Солоухиным на замечание последнего о виновности Ленина в «красном терроре» ни-чтоже сумняшеся оправдывал вождя революции тем, что; мол, само насилие было разлито в атмосфере тех лет, в подтверждение чего цитировал на память письмо какого-то крестьянина, грозившего разделаться, вернувшись домой, со своим односельчанином, если тот не сделает то-то и то-то. Ничего себе аргументах для доктора исторических наук, защищающего любимого вождя! Да этот довод фактически подтверждает сказанное Борисом Зайцевым о создателе нашего государства в очерке «Максим Горький»: «три четверти “гениальности” Ленина состояли в том, что он сумел вовремя сыграть на самых низких страстях».
Запомнился мне Логинов и как участник «прямой линии» в «Комсомолке», представленный газетой как «объективный историк, способный написать честный учебник». Тоща «объективный историк» отвечал на недоуменные вопросы старшеклассников. Бедные ребята, принимавшие за истину, скажем, такое суждение: «Июльский расстрел в столице, введение правительством смертной казни на фронте, репрессии против большевиков и закрытие их газет стали “зачатком” гражданской войны». Так считает «объективный историк». Но факты дают совершенно иную xaprarfy. Вот как ее воссоздает Борис Васильев в очерке «Любить Россию в непогоду»:
«В июле была попытка большевистского переворота, путча. Если бы она удалась, то мы бы имели не октябрьскую революцию, а июльскую. Но она не удалась. У Керенского было еще достаточно сил и войск, которые ему доверяли. После этого большевики стали единственной партией, объявленной вне закона. За попытку силой взять власть в государстве. Все остальные терпеливо ждали Учредительного собрания. Никто, ни одна партия к власти не рвалась. Не потому, что не могла ее взять, а потому, что не хотела. НЕЗАКОННО». (Выделено мною.— И. К.)
И •еще по одной — главенствующей — причине ни одна партия, кроме большевиков, к власти не рвалась: опасались, что если кто-то возьмет власть силой, может начаться гражданская война. Осознание этой опасности — известный исторический факт. За «круглым столом» «Литгазеты» об этом факте упоминает Иоффе: «Политическая борьба шла вокруг одного, пожалуй, главного вопроса — о партийной коалиции. Он стоял очень остро, потому что, по существу, все партии сознавали опасность той ситуации, которая сложилась после Февральской революции. Они сознавали, что революция, которая с теми или иными отклонениями все же шла мирно, “сорвется” на каком-то этапе к гражданской войне». И вновь Владлен Логинов начеку: не дай Бог кто-нибудь вспомнит лозунг, выдвинутый Лениным еще до октября 17-го: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую», и всем станет ясно, откуда, пардон, растут ноги «красного террора». Посему «объективный историк», в соответствии с отведенной ему ролью «первой скрипки», сводит обсуждаемую тему к общечеловеческой трагедии, в которой якобы нет конкретных виновников. Закрывая дискуссию, он говорит о необходимости «учитывать не столько специфику психологии революционеров, сколько специфику самой революции и гражданской войны».
Как тут не вспомнить ремарку из статьи «Почему заблудился , призрак?» в еженедельнике «Собеседник» философа Александра Ципко: «Пишущие об интеллигентности Троцкого, Каменева, Бухарина, Зиновьева должны помнить, что речь идет в данном случае об интеллигентности людей особого рода — людей, которые во имя своих политических целей готовы эксплуатировать недовольство масс, их зависть, злобу, умственную и духовную неразвитость. Они, ленинская гвардия, прибегли к гражданской войне и к террору не под влиянием насилия царизма и мерзостей русской жизни, как утверждают некоторые наши публицисты, а в результате сознательного, добровольного выбора. Сделали ставку на русский бунт, бессмысленный и жестокий, жаждали классового пожара в России,
провоцировали драку до кровавых побоев. Большевики не просто пошли за революционными настроениями масс, не желая их оставить в трудную минуту, как считают некоторые, они ждали этого взрыва революционности, тосковали по революции, она была их кумиром, делом их жизни. Они, как и левые эсеры, пошли на то, перед чем остановились все другие политические партии».
Вот с такой точкой зрения ученого трудно не согласиться. Не «спецификареволюции и гражданской войны», как утверждает Логинов, а имЬнно «специфика психологии революционеров», в данном случае Ленина и его гвардии, породила «красный террор», о котором ангажированные историки, умеющие казаться объективными, и сегодня не хотят говорить всей правды, называя эту правду «порочным кругом».
«Поверх барьеров» 05.09.90
ХОДЬБА ПО ПОТОЛКУ
Из цикла «Руины»
..до основанья, а затем..
Э. Потье
На нынешнем веку, истасканном, как сука, ходьба по потолку обыденна, как скука.
С чего все началось?
Всего и не припомнишь.
Сломала жизни ось эпоха-перевертыш, решив начать с нуля, дав миру новый адрес, ще небо и земля местами поменялись.
...Пройдя по потолку, спустившись к стойке бара,
«два кофе»,— буркнул тип и сел глушить тоску под популярный хрип, который жгла гитара.
Бармен на мой вопрос —
«не странно ли все это?» — устало произнес, играя сигаретой:
«Да, что-то с пареньком стряслось, как в катастрофе: всегда пьет с коньяком, а нынче — прбсто кофе...»
1989
КОГДА ПОСРЕДСТВЕННОСТЬ ВО БЛАГО
Поводом для этих заметок послужила статья народного депутата СССР доктора исторических наук Юрия Афанасьева, напечатанная в первом номере нового еженедельника «Столица». Вернее, не сама статья, которая мне, как и прежние публикации ректора Московского историко-архивного института, представляется очень интересной и своевременной, а ее главный тезис, вынесенный в заголовок,— «Перестройка, задуманная партаппаратом, удалась». Эта мысль, по-моему, несколько неточна. Я понимаю, что тут имеются в виду те ограничения, в пределах которых партаппарат держит и демократизацию общества, и экономические реформы. Но так как пределы эти все-таки расширяются, хоть и медленно, то и задуманное партаппаратом постепенно теряет смысл. Но тут хочется спросить: если это «задуманное» спланировано заранее, то какова, скажем так, степень «продуманности»? Поделюсь некоторыми своими размышлениями на этот счет.