Мне рассказывали, что существует также и огненный ад, чуть ли не с запахом серы, но до сих пор я не видел его. Когда буду сильнее, я постараюсь добраться до него, и если это не слишком мучительно, я проберусь и дальше, — если мне будет позволено.
В настоящее время я перехожу с места на место и до сих пор основательно не изучил ещё ни одной области.
Мальчика, которого, кстати сказать, зовут Лайонел, вчера днём я взял с собой. Может, следовало бы сказать — вчера ночью, так как ваш день — наша ночь, когда мы находимся на вашей стороне. Вы и твёрдая Земля находитесь в центре нашей большой сферы.
Я взял мальчика с собой на прогулку, как сказали бы вы.
Прежде всего мы отправились в старый квартал Парижа, где я жил в прежней жизни, но Лайонел абсолютно ничего не видел, и когда я ему указывал на некоторые строения, он спросил меня совершенно искренне, не вижу ли я их во сне. Вероятно, у меня развита способность, которой обладают не все жители астральной страны. Так, когда Лайонел нашёл, что Париж — плод моего воображения (сам он жил в Бостоне), тогда я отправился с ним в «Небесную Страну». Её он тотчас же увидел и сказал: «Это, должно быть, то самое место, про которое мне рассказывала бабушка. Но где же Бог?»
Этого я не мог сказать, но тут мы заметили, что все смотрят в одном направлении. Мы тоже стали смотреть вместе с другими и увидели яркий свет, подобный солнечному, только свет был мягче и не так ослепителен, как у материального солнца.
«Вот, — сказал я мальчику, — что видят те, кто видит Бога».
А теперь я должен сказать вам нечто очень странное: пока мы смотрели на этот свет, между ним и нами начала медленно образовываться фигура, которую мы на Земле привыкли называть Христом. Он с нежностью смотрел на людей и протягивал к ним Свои руки. Затем Его образ изменился, и на Его правой руке оказался ягнёнок; а затем — Он стоял, как бы преображённый, на горе; после этого Он заговорил и начал учить их, мы могли слышать Его голос. А затем Он исчез, и видение прекратилось.
Письмо 13
Реальные и нереальные формы
Когда я впервые перешёл сюда, я был так заинтересован всем увиденным, что не расспрашивал, как следует относиться к окружающему; но позднее я начал замечать разницу между предметами, которые на первый взгляд кажутся состоящими из одной и той же субстанции. Так, я начинаю видеть разницу между тем, что, несомненно, существовало на Земле, как, например, форма мужчин, женщин и детей, и между другими вещами, которые, хотя и видимы, и кажутся осязаемыми, но тем не менее должны быть, вероятнее всего, мыслеобразами.
Эта мысль пришла мне, когда я смотрел на драмы, разыгрываемые в «небесной стране», и она недавно снова явилась ко мне с ещё большей силой, когда я проводил исследование в той области, которую назвал «миром первообразов».
Позднее я буду, вероятно, различать и тот, и другой вид с первого взгляда. Например, если я встречу здесь существо или то, что покажется существом, и мне скажут, что это известный герой романа вроде Жана Вальжана Виктора Гюго, я буду иметь основание думать, что это всего лишь мыслеобраз, но настолько жизненный, что он кажется настоящим существом в этом мире разреженной материи. Но до сих пор я ещё не встречал таких героев.
Таким образом, пока я не удостоверюсь, что встреченное существо слышит меня и может отвечать мне или другим, к нему обращающим, я не смогу окончательно решить, что оно действительно существует. Отныне я буду исследовать всех встречающихся мне. Герой романа или иное создание мысли, как бы живы они ни казались, не могут отвечать на вопросы, ибо не имеют души, не имеют реального центра сознания.
Когда я вижу странную форму дерева или животного и могу его осязать, ибо чувства действуют здесь совершенно так же, как и на Земле, я знаю, что она существует в тонкой материи астрального плана.
Я думаю, что все существа, которых я видел здесь, реальны; но если я встречу такое, которое не смогу осязать и которое не сможет отвечать на вопросы, тогда я получу подтверждение своей гипотезы, что частицы материи, из которых составляются мыслеобразы, обладают достаточной степенью сцепления, чтобы казаться реальными.
Несомненно, нет духа без субстанции, и нет субстанции без духа, скрытого или выявленного, но нарисованный человек на далёком расстоянии может казаться самим человеком.
Могут ли здесь существовать сознательные, преднамеренные мыслеобразы? Я думаю, да. Такая форма мысли должна быть очень интенсивна, для того чтобы сохраняться в течение длительного времени.