Не беспричинно чувствуется над домом смерти какая-то странная, невыразимая тишина, которая не может быть объяснена одной печалью оставшихся. Они чувствуют присутствие души, ушедшей из мира, хотя и не могут видеть её. Их собственные души невольно оберегают эти первые минуты её смятения. Перемена не была бы так мучительна, если бы переходящий в иной мир помнил, что это случалось с ним и прежде, но мы так легко все забываем. Иногда мы называем Землю «Долиной забвения».
В течение последующих дней и недель этот человек оставался рядом со своей возлюбленной, всё время стараясь отвлечь от земли и от этого, привлекавшего её так же, как и многих, мучительной тягой.
Я узнал здесь, что души, прожившие долгое время на Земле, отрываются гораздо легче, но этой женщине было не более 30 лет, и потому она освобождалась с таким трудом даже с помощью своего возлюбленного. Но в один прекрасный день, или ночь — по-вашему, он ввёл её в тот дом, который приготовил для неё на небесах, и они стали жить там. Иногда он оставляет её на короткое время, а иногда она его, ибо радость совместного пребывания усиливается здесь, как и на Земле, благодаря временной разлуке. В течение первых дней она время от времени испытывала голод, и он старался утолить его, предлагая различные вещества здешнего мира. Постепенно она отвыкла от Земли и от земных привычек и только изредка, во сне, возвращалась к своим родителям.
Никогда не оставляйте без внимания снов, касающихся умерших людей. Такие сны всегда имеют какой-нибудь смысл. Они передают не всегда верно, ибо дверь между обоими мирами чрезвычайно узка, и мысли часто искажаются, переходя из одного мира в другой. Но не забывайте, что мы всё же можем общаться с вами этим путём. Я являлся к вам во сне, стоя за решёткой окружённого стеной сада, в котором вы прогуливались. Я улыбался и делал знак, чтобы вы подошли ко мне, но я вовсе не хотел, чтобы вы оставались здесь со мной. Я хотел, чтобы вы пришли сюда в духе; хотя для меня легче, чем для вас, переходить в наш мир.
Доброй ночи.
Письмо 20
Человек, нашедший Бога
Мне кажется, нет лучшего способа приобщить вас к здешней жизни, такой необыкновенной для вас, чем передать вам свои впечатления и беседы с мужчинами и женщинами, которых я встречаю здесь.
Я как-то говорил вам, что встречаю здесь больше святых, чем философов, и мне хочется рассказать вам о человеке, который производит на меня впечатление истинно святого. Да, здесь есть просто святые и великие святые, так же, как есть обыкновенные и великие грешники.
Однажды я шёл по вершине горы. Я говорю «шёл», хотя передвижение здесь не требует никаких усилий, но это почти то же самое.
На вершине горы я увидел человека, стоявшего в одиночестве. Он сосредоточенно вглядывался вдаль, но что он рассматривал, я не знаю. Он был совершенно погружён в себя или же в общение с кем-то, кого я не мог видеть.
Я остановился в ожидании. Наконец, глубоко вздохнув, ибо мы дышим здесь, он повернулся ко мне и сказал с доброй улыбкой:
— Не могу ли я тебе услужить, брат?
Я был смущён, чувствуя, что, может быть, помешал какому-то невидимому для меня общению.
— Если это не слишком смело с моей стороны, — сказал я, — я хотел бы спросить, о чём вы думали, стоя здесь и глядя в пространство?
Я чувствовал, что этого не следовало делать, но моё серьёзное желание научиться всему, доступному для меня, заслуживало прощения, и меня прощали.
У этого человека было прекрасное лицо без бороды и юношеский огонь в глазах. Одежда его говорила, что он очень мало думает о своей внешности.
Он посмотрел на меня молча и затем сказал:
— Я стремился приблизиться к Богу.
— А что есть Бог? — спросил я. — И где Бог?
Он улыбнулся. Я никогда не видел такой улыбки.
— Бог всюду, — ответил он. — Бог есть.
— Что же он такое? — настаивал я. И снова он повторил, но уже с другим ударением:
— Бог есть.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил я.
— Бог есть, Бог есть, — повторил он.
Не знаю, каким путём передалось мне значение его слов, может быть, путём симпатии, но в моём сознании внезапно вспыхнуло, что когда он говорил: «Бог есть», он хотел выразить полнейшее осуществление Бога, какое только возможно для духа; а когда он говорил: «Бог есть», он хотел этим выразить, что ничего и не существует, кроме Бога.
По всей вероятности, то, что я чувствовал, отразилось на моём лице, судя по следующим словам святого: