Особенность — быть может, тревожная — наших дней состоит в том, что различные революции письменной культуры, которые в прошлом были разнесены во времени, сейчас происходят одновременно. В самом деле: появление электронного текста — это революция и в технике производства и воспроизводства текстов, и в сфере носителей письменности, и в области читательских практик. Можно выделить три ее характерные черты, которые трансформируют наши связи с письменной культурой. Во-первых, электронная репрезентация текста радикально изменяет понятие контекста, а значит, и сам процесс создания смысла. Физическое соседство различных текстов, переписанных или напечатанных в одной книге или в одном периодическом издании, уступает место подвижному включению этих текстов в логические конструкции, организующие базы данных и оцифрованные книжные коллекции. Во-вторых, она заставляет по-новому взглянуть на материальность произведений, поскольку уничтожает непосредственную, видимую связь между текстом и объектом, в котором он содержится, и передает читателю (а не автору или издателю) право компоновать и разбивать на части текстовые единицы, которые он желает прочесть, и даже выбирать их внешний вид. Это означает настоящий переворот в системе восприятия текстов и обращения с ними. Наконец, в-третьих, современный читатель, читающий с экрана, в некотором роде находится в позиции читателя античного, но с одним весьма существенным отличием: он читает свиток, развертывающийся, как правило, вертикально и снабженный всеми ориентирами, присущими книге-кодексу начиная с первых столетий христианской эры, — пагинацией, указателями, содержанием и т.д. Это совмещение обеих логик, определявших навыки обращения с предыдущими носителями письменности (свитком, volumen, и кодексом, codex), фактически обусловливает новое, совершенно необычное отношение к тексту.
Благодаря всем этим переменам электронный текст может сделать реальностью все давние, но неосуществимые прежде мечты о тотальном, универсальном знании. Подобно Александрийской библиотеке, он обещает сделать общедоступными все когда-либо написанные тексты, все когда-либо напечатанные книги[337]. Подобно практике «общих мест» в эпоху Возрождения[338], он требует сотрудничества читателя, который, отправляясь в нерукотворную библиотеку электронной письменности, может отныне писать в самой книге. Подобно основной идее Просвещения, он очерчивает идеальное публичное пространство, где, в полном соответствии с мыслью Канта, может и должно свободно, без всяких исключений и ограничений, осуществляться публичное применение разума — «такое, которое осуществляется кем-то как ученым перед всей читающей публикой», то, что дает право каждому гражданину, «в качестве ученого публично, то есть в своих сочинениях, делать замечания относительно недостатков в существующем устройстве»[339].
Для эпохи электронного текста — как и для эпохи печатной книги, только в еще большей степени — характерно столкновение противоречащих друг другу представлений о будущем: это может быть и рост числа обособленных, разрозненных сообществ, скрепленных специфическими навыками в обращении с новыми технологиями, и контроль крупнейших медийных компаний над созданием цифровых баз данных и производством или циркуляцией информации — и рождение всеобщей публики, когда каждый имеет возможностью участвовать в обмене дискурсами и критиковать их[340]. Свободный и прямой удаленный доступ, который обеспечивают компьютерные сети, может нести с собой и ту и другую возможность. Он может привести к утрате каких бы то ни было общих референций, к изоляции, к резкому обострению сепаратизма во всех его видах. А может, наоборот, обеспечить гегемонию единой для всех культурной модели, уничтожив, ко всеобщему ущербу, всякое разнообразие. Но кроме того, он может стать основой для новой модальности накопления и передачи знаний: это будет уже не только регистрация, сохранение сложившихся отраслей науки, но и коллективное построение знания через обмен сведениями, экспертизами и мудрыми мыслями, наподобие переписки или периодики в былой Республике словесности[341]. Новая, энциклопедическая навигация требует, чтобы каждый поднялся на борт ее кораблей, — и тем самым претворяет в реальность то стремление к универсальному охвату, каким всегда сопровождались попытки включить все множество вещей и слов в порядок дискурсов.
337
338
О технике «общих мест» в эпоху Ренессанса см.:
339
340
Все эти возможности рассматриваются в кн.:
341