Приведем один пример. В мире печатной культуры книга по истории предполагает некий пакт о доверии между историком и читателем. Примечания в ней отсылают к документам, которые читатель, как правило, прочесть не сможет. В библиографии указаны книги, которые читатель чаще всего может найти только в специализированных библиотеках. Цитаты — это лишь фрагменты, которые историк выделяет по собственному желанию, не оставляя читателю возможности ознакомиться со всем текстом. Три этих классических способа доказательства (примечание, библиографическая ссылка и цитата) претерпевают глубокие изменения в мире цифровых текстов, где читатель, в свою очередь, получает право самостоятельно прочесть книгу, проанализированную историком, и обратиться непосредственно к изученным им документам. Первые попытки использовать эти новые модальности производства, построения и обоснования научных дискурсов демонстрируют, насколько важные изменения претерпевают когнитивные операции при использовании электронного текста[311].
Третий регистр изменений связан с порядком свойств и собственности, то есть, в юридическом смысле, с литературной собственностью и копирайтом, а в смысле текстуальном — со свойствами каждого письменного текста. Электронный текст, каким мы его знаем или знали до сих пор, — это текст мобильный, изменчивый, открытый. Читатель может не только выразить свое отношение к нему на полях: он может вторгнуться в само его содержание, перемещая, сокращая, расширяя, заново компонуя текстовые единицы, находящиеся в его распоряжении. В отличие от рукописи или печатной книги, где читателю позволено только втиснуть свои рукописные пометы в пробелы, оставленные переписчиком или наборщиком, цифровой текст допускает вмешательство читателя. Потенциально это может иметь огромные последствия: стирается имя и сама фигура автора как гаранта идентичности и аутентичности текста, ибо текст может постоянно меняться под действием множественного, коллективного письма. Вполне вероятно, что это открывает перед письменностью новые возможности — те, о которых не раз мечтал Мишель Фуко, воображая порядок дискурсов, где бы исчезла индивидуальная апроприация текстов и где каждый мог бы оставить свой анонимный след в пластах дискурса, лишенного автора[312].
Но подвижный, открытый, изменчивый текст — это подрыв всех критериев и категорий, на которых, по крайней мере с XVIII века, основывалось юридическое понятие авторской собственности на произведение, а значит, и собственности издателя на приобретенное им творение писателя. Рождение копирайта (слово это возникает в 1704 году в регистрационных книгах Stationer’s Company) означает, что произведение может быть идентифицировано как единственное и неповторимое. Например, адвокат Блэкстоун, один из участников судебных процессов, разразившихся в XVIII веке в связи с понятием копирайта, отстаивая право собственности автора, утверждал, что произведение всегда остается одним и тем же, если, несмотря на изменение его материальной формы, в нем можно опознать то, что он именует «чувством», «стилем» или «языком». Возникает тесная связь между неповторимой, всегда поддающейся определению идентичностью текста и юридическим и эстетическим механизмом, передающим право собственности на этот текст его автору[313]. На этой связи и основано понятие копирайта, охраняющего произведение, которое считается одним и тем же при любых формах его публикации. В палимпсестах и полифонических текстах компьютерной эпохи под вопросом оказывается сама возможность опознать эту непреходящую идентичность[314].
311
В качестве примера возможных связей между историческим анализом и документальными источниками см. две формы, печатную и электронную, статьи Роберта Дарнтона:
312
313
См.:
314
См.: