Так что неожиданно вырисовывается третья, самая скромная проблема: создания славянской письменности по образу и подобию греческой. Если первая проблема оказывается поистине громадной, от которой зависит само существование славянского государства, то уже вторая сжимается до рамок модернизации шрифта, учета в нем лингвистических и этнических особенностей, короче говоря, больше преследует цели обеспечения этнической самобытности, нежели полноценного существования государства. Что же касается третьей проблемки, то она интересовала прежде всего церковь, и ту ее часть, которая ориентировалась на Византию. Западные славянские страны ввели христианство католическое, ориентировались на Рим, и поэтому вполне естественно, что их письменность построилась на основе латиницы. Столь же естественно желание православных христиан построить письменность как можно более тесно привязанную к греческой. Иными словами, кириллица как определенный вид графики была нужна православному духовенству, а не Русскому государству (у которого она уже была), и тем самым проблема введения кириллицы оказывается вовсе не равновеликой проблеме создания письма на Руси, а чисто конфессиональной, маркируя господствующую разновидность религии.
Из этого следует, что инициатором создания новой письменности должно было выступать не государство и не патриотически-настроенная культурная элита, а духовенство, и истоки русской глаголицы нужно искать в церкви. Там они и были найдены, однако не благодаря целенаправленным поискам именно ранних славянских азбук, а в ходе реставрационных работ в храме святой Софии в Киеве. Весьма живо описывает открытие азбуки на одной из стен собора Инна Яковлевна Бурау: «Тогда, в 70-х, это была настоящая сенсация. А произошло это случайно. Реставраторы осторожно снимали аляповатые росписи 18 столетия, намалеванные поверх старинных фресок. Вдруг на каменной стене появились «паутинки» выбитых букв. Всего одна строка…
Новые граффити? Позвали Сергея Александровича Высоцкого, историка-исследователя древних письмен. Увидев совсем не «святые» рисунки (корову с надписью «муу..»), он усмехнулся. «Вновь дети озорничали». Потом внимательно осмотрелся: «Да ведь это азбука!» В ней оказалось 28 буквенных знаков: от буквы А со знаком Т над ней, до буквы ОМЕГА. А буква Ж помещена над азбукой. Буквы похожи на греческие и лишь четыре славянские: Б, Ж, Щ, Ш» [3, с. 118–119]. Кроме этих строк воспоминаний, в книге Бурау помещена не очень четкая фотография азбуки [3, с. 119], хорошо мне знакомая по книге С.А. Высоцкого [4, с. 268–269], но с одним отличием: над буквами Р и С там были тоже помещены какие-то знаки. Кроме того, у Высоцкого не говорилось о букве Т над буквой А. Все это на первый взгляд не имело существенного значения и воспринималось как детские шалости вроде надписи «муу», а потому и выпало из монографии ученого. Единственное, что он счел возможность прокомментировать, так это наличие знака Ж: «только Ж написано над строкой. Это, несомненно, указывает на то, что автор, выцарапав азбуку, проверил, не пропустил ли он каких либо букв. Заметив отсутствие Ж, он дописал его в соответствующем месте над строкой» [4, с. 18–19]. Тем самым наличие надстрочного Т над А и В над Р осталось без объяснений, а само объяснение наличия Ж стало сомнительным, ибо автор надписи зачем-то поместил еще и Т, и В, которые уже были в тексте. Неужели он был таким рассеянным?
Я объединил фото Бурау с четкой прорисью Высоцкого и получил вполне приемлемое изображение Софийской азбуки, рис. 74-1. Знак Т над А выделялся плохо, лучше была видна буква Ж, и еще лучше — буква В над Р и два знака справа и слева от нее. У меня уже давно зародилась мысль о том, что Ж — вовсе не Ж, и что вынесена эта буква над линией строки далеко не случайно. Но сначала — несколько слов о том, чем интересна эта азбука. Она, разумеется, очень необычна, и прежде всего тем, что содержит очень мало букв в строке, всего 26 (это при том, что сейчас в азбуке 33 буквы, а в некоторых разновидностях их было больше 40), АБВГДЕЗНΘIКЛМNξОПРСТУФХШЩω.
Затем она очень напоминает греческую азбуку из 24 букв, ΑΒΓ∆ΕΖΗΘΙΚΛΜΝΞΟΠΡΣΤΥΦΧΨΩ. Отличия Софийской азбуки от греческой невелики: вставлено Б между А и В, и Ш между Х и Ψ, вот и все; порядок же букв целиком греческий. Правда, некоторые современные греческие буквы выглядят иначе, чем в VII веке, в котором сложился греческий устав, принятый славянами за основу; например, СИГМА сейчас выглядит как Σ, а раньше — как С. Даже Щ можно принять за Ψ с прямоугольным расположением боковых линий. При этом ряд исследователей установил, что в виде Б у греков когда-то писалась БЕТА; что же касается Ш, то этот знак тоже не совсем чужд грекам, представляя собой верхушку знака Ψ в прямоугольном изображении. Итак, Софийская азбука лишь на 1/12 отличается от греческой; большего приближения славянской азбуки к греческому образцу трудно себе вообразить.