Дзержинский тяжело поднялся из-за стола, поправил движением руки сползшую с плеча шинель и прошел к окну.
Была зима, но неделю назад морозы сменились оттепелью, и вот в последние дни декабря идет дождь.
По стеклу змейками ползли водяные струи; в нижней части окна они сливались в пульсирующую, вздрагивающую пленку, сквозь которую едва виднелись сгорбленные фигурки людей, торопливо пересекавших площадь. Все вокруг было печально — и небо, и дома в отдалении, и сама земля.
Дверь отворилась. Вошла Карпинская. Дзержинский обернулся, присел на подоконник.
— Ну, — сказал он, — что с деньгами?
Карпинская чуть шевельнула рукой.
Дзержинский вернулся к столу и, опустившись в кресло, задумчиво прикусил палец.
Да, с деньгами было плохо. В тот год ВЧК начала собирать безнадзорных ребят, создала первые детские дома. Советская власть отдавала туда все, что могла, из скудных запасов продовольствия — люди в Москве сидели на четвертушке хлеба, да и та бывала не каждый день.
Так же туго было с одеждой и обувью. Но работа не прекращалась. Сотрудники ЧК вместе с активистками женотделов обходили детские дома, бдительно следя, чтобы каждая пара сапог, каждый фунт хлеба расходовались строго по назначению.
И вот вчера завхоз одного детского дома сбежал, захватив все, что мог унести, — ребячий паек хлеба на неделю и кое-что из белья. Дети сидят голодные. Так будет и завтра и послезавтра: в ближайшие дни продуктов не предвидится. А теперь, с приходом Карпинской, выяснилось, что не удалось раздобыть и денег. Значит, придется отказаться от мысли закупить хлеб в окрестных деревнях.
Взгляд Феликса Эдмундовича, рассеянно блуждавший по столу, остановился на письменном приборе. Сделанный из мрамора и серебра, он был очень красив и, вероятно, стоил немалых денег. Это был подарок. Чекисты высмотрели прибор в антикварном магазине, устроили складчину и преподнесли его своему председателю в день рождения.
Сейчас Дзержинский глядел на прибор так, будто видел его впервые, потом позвонил.
Вошел секретарь.
— Ящик, — сказал Дзержинский, — достаньте ящик или коробку побольше. И стружек, если найдете. И бечевку.
Карпинская порывисто шагнула к столу:
— Феликс Эдмундович!..
Дзержинский так посмотрел на нее, что она смолкла на полуслове.
Через полчаса Карпинская везла в автомобиле председателя ВЧК большую картонную коробку. В ней был бережно упакован письменный прибор.
У крупного комиссионного магазина на Арбате машина остановилась…
В начале одиннадцатого часа ночи Карпинская вновь вошла в кабинет председателя ВЧК.
Она доложила: продукты закуплены и ребята накормлены.
Ей хотелось рассказать и о том, что, узнав о продаже письменного прибора, чекисты решили в день получки вновь сложиться, выкупить прибор и водворить его на место. Но она промолчала — Феликс Эдмундович выглядел больным. Чувствовалось, что он едва держится на ногах. Не следовало его волновать.
Выслушав доклад, Дзержинский попросил сотрудницу подождать и углубился в бумаги.
Несколько минут Карпинская стояла у двери. Наконец председатель ВЧК поднял голову.
— Подойдите, — сказал он.
Карпинская приблизилась к столу. Это была молодая женщина — маленькая, круглолицая. Старенькое пальтишко ладно облегало ее стройную фигурку. На воротнике и на плечах блестели капельки дождя. Обута Карпинская была в старые башмаки — из-под левого на паркет натекла лужица.
— Устали?
— Не очень…
— Устали, — повторил Дзержинский, — устали дьявольски! И холодно вам. И башмак прохудился.
Внезапно он выхватил из кармана платок, прижал ко рту, закашлялся.
Карпинская метнулась к столику в углу кабинета, принесла воды.
— М-да, — отдышавшись, проговорил Дзержинский. — Вот какие дела.
И он улыбнулся. И это было так неожиданно и хорошо, что Карпинская побагровела, неловко подогнула ногу в рваном ботинке.
— Все же домой не пойдете, — сказал Дзержинский. — Есть поручение.
Он подошел к висевшему на стене большому плану Москвы, отыскал нужное место, постучал по нему пальцем.
— Вы проверяете все детские дома, исключая этот, не так ли?
— Да, Феликс Эдмундович, — подтвердила сотрудница.
Дом, о котором шла речь, принадлежал известной танцовщице и ее мужу. Недавно они заявили, что подобрали с улицы группу ребят и хотят поставить их на ноги. Движимые чувством уважения к новой власти и состраданием к безродным детям, они сделают все, чтобы достойно воспитать их. Никакой платы не требуется. Единственно, что нужно, — это пища и одежда для сирот.