Актриса представила список воспитанников и получила на них одежду и продовольствие. Карпинская и ее помощницы, обходившие детские дома с проверкой, в особняк танцовщицы не заглядывали: как-то неловко было обижать недоверием добрых, отзывчивых людей.
— Отправляйтесь туда немедленно, — сказал Дзержинский. — Возьмите с собой активисток.
— Поняла, Феликс Эдмундович.
— Обысков не устраивать, но дом осмотрите как следует. Дом и ребят. Что-то там неладно…
Карпинская сделала движение к двери.
— Оттуда — прямо ко мне!
— Но это будет поздно. Вам надо отдохнуть…
Дзержинский нетерпеливо шевельнулся в кресле.
— Машины дать не могу, все в разгоне, — сказал он. И вновь оглядел ботинки сотрудницы. — Завтра вам выпишут обувь.
Время близилось к полуночи, когда Карпинская и поднятые ею с постелей пятеро активисток женотдела отыскали нужный особняк.
Дом, казалось, спал. Сквозь наглухо зашторенные окна не пробивался свет. За окованной медью парадной дверью было тихо.
Нещадно поливаемые дождем, который как зарядил с утра, так и не унимался, женщины медлили у крыльца.
Карпинская позвонила.
Молчание.
Она вновь нажала кнопку звонка.
Послышались шаги.
— Кого надо? — спросили из-за двери.
— Отоприте, — сказала Карпинская, — мы из ЧК.
Вновь послышались шаги, на этот раз удаляющиеся, и все смолкло. Тогда Карпинская позвонила в третий раз.
Спустя минуту в замке повернулся ключ. Дверь отворилась. За ней была женщина. Резкие мазки света настенной лампочки обозначали часть ее лба и шеи. Другая половина лица тонула в темноте.
Женщина отступила на шаг, впуская посетительниц. В полосу света попало ее платье — нарядный вечерний туалет.
— Вам кого? — спросила женщина. Карпинская назвала фамилию танцовщицы.
— Да, это я. Но вы пришли в такую пору!.. — Хозяйка дома повела плечом. — Как хотите, а я буду жаловаться. Да, да, самому Дзержинскому!
— Нас послал Дзержинский, — сказала Карпинская. В глазах хозяйки промелькнула растерянность.
— Боже мой, что же вам надобно? — прошептала она. Карпинская объяснила.
Из глубины коридора появилась старуха, коснулась руки танцовщицы.
— Хорошо, — сказала та, теперь уже более спокойно, — хорошо, входите! Но я не одна. У меня… м-м… гости. У нас нынче праздник: день рождения супруга. Собрались друзья, а мужа все нет… — Она с тревогой оглядела башмаки Карпинской. — Ради всего святого, вытрите ноги: у меня ковры!..
Вошли в столовую.
Большевичка Карпинская до революции не раз ездила за границу по делам партии, владела несколькими языками. И сейчас она могла по достоинству оценить убранство комнаты: мебель, ковры, обивка стен, все это было подобрано со вкусом, составляя единый ансамбль.
В дальнем конце большой комнаты, слабо освещенном, стоял раскрытый рояль. В стороне был сервирован стол: поросенок, блюдо ростбифа, рыба, соленья, маринады и бутылки, бутылки…
Карпинская и думать забыла о таких яствах, и теперь не могла отвести от них глаз.
Очнулась она от прикосновения ласковых рук. Хозяйка осторожно подталкивала ее к столу.
— Присядьте, — шептала она, — присядьте хоть на минуточку. Рюмка вина и ломтик телятины — право же, это не повредит!
Тут только увидела Карпинская, что в комнате она не одна. В глубине комнаты стояли гости — мужчины и женщины, солидные, разодетые.
Вспомнив о спутницах, Карпинская обернулась. Активистки сгрудились у двери — худые, с землистыми лицами, в заляпанных грязью мужниных сапогах, в неуклюжих пальто и — дырявых шалях…
Карпинская рванулась из рук танцовщицы.
— Где дети? — крикнула она.
Хозяйка не ответила. Широко раскрытыми глазами смотрела она на чекистку, все еще показывая рукой на тарелку с большим куском горячего мяса.
— Нет. — Карпинская резко тряхнула головой. — Покажите детей!
— Но сейчас полночь…
— Все равно!
— Вы до смерти их напугаете. — Актриса взяла ее за руку. — Ведь и вы, наверное, мать!..
— Идите к детям! — приказала Карпинская.
Она уже успела овладеть собой, и теперь не так кружилась голова от двух бессонных ночей, от голода, от тепла и запахов мяса, масла, духов, сигарного дыма, которыми был пропитан воздух комнаты.
Хозяйка вышла. Женщины двинулись следом.
— Дортуар, — сказала актриса, остановившись у двери в глубине коридора. — Здесь они спят, мои малютки… — Она молитвенно сложила руки. — Заклинаю вас…