Минутку, подумал я. Это когда было? В каком мире? В моем самом первом прошлом я ее не приглашал в кафе, или куда бы то ни было еще. Должно быть, это мои новые воспоминания.
Я не мог вспомнить, какие мои воспоминания были самыми первыми.
А имеет ли это теперь столь важное значение? Я изменил прошлое. Его уже не вернуть. Старые воспоминания мне теперь ни к чему.
Остался вопрос: что у меня было с Седой в моем новом прошлом? Продолжал ли я с ней встречаться? Сколько бы я не возился в фотографиях, ответа на этот вопрос так и не нашел. Зато вспомнил другие подробности моего прошлого. Новые ли, старые ли, не могу сказать. В голове все перемешалось.
Я отложил фотографии в сторону и решил лечь спать. Остальные тоже уже ложились.
Мне снился сон про войну. Я был боевиком. Во сне я видел те же лица, которые видел в своем предыдущем сне, когда уснул в камере. Наш отряд шел по лесу, тихо, кого-то выслеживая. Вместо Муслима со мной шел Казбек. И, что интересно, командиром у нас был Джохар Дудаев. Временами он становился нашим директором в школе, в которой я учился. Командир отдавал нам какие-то приказы. Через какое-то время мы устроили привал. Я вытащил свою записную книжку и начал писать. Я писал про Седу, как мы с ней встречались, про то, как я ее украл, а потом ее двоюродные братья забрали ее обратно. Потом мое повествование переместилось в Крепь. Я писал, как там впервые сел на комбайн, как работал на поле. И тут я со всеми переместился в свое повествование. Я был на скошенном поле. Комбайном управлял Муслим. Я шел за ним вместе с остальным отрядом. Дудаев продолжал отдавать приказы, не замолкая ни на минуту. За полем шла длинная тропа. Хотя день был солнечный, но тропа выглядела темной и мрачной. Мы остановились на границе поля и тропы, обсуждая дальнейшие действия. Дудаев отказался идти с нами, развернулся и куда-то ушел. Больше мы его не видели.
Мы все двинулись вперед по тропе. Муслим на комбайне, я с отрядом пешком. Тропа вскоре стала дорогой. По обе стороны дороги были сплошные пески, и ничего больше. Ни деревьев, ни гор, ни тем более строений. На поверхности не было даже зяби. Только ровная, мрачная и бескрайняя долина песков.
Комбайн Муслима исчез. Теперь он тоже шел пешком. Отряда куда-то пропал. Я оглянулся назад и увидел, что они отстали от нас. Я хотел остановиться и позвать их, однако ноги мои не слушались. Я повернулся и взглянул вниз. Мои ноги даже не двигались, но что-то несло меня вперед по дороге. Муслим, шедший рядом, исчез. Я был один.
Я повернулся назад и крикнул отряду. Вместо этого из горла у меня вырвался какой-то слабый стон. Я отдалялся от отряда все дальше и дальше. Попытки как-то остановиться ничего не дали. Невидимая сила несла меня по дороге все быстрее и быстрее.
Я проснулся. Вернее, открыл глаза, потому что проснулся я, видимо, раньше, поскольку стоял перед зеркалом и чистил зубы. Я стоял так довольно долго, уставившись на свое отражение в зеркале, не понимая, что происходит и как я тут оказался. Но, то, что я в Крепи, и это не сон, я понял сразу. Секунду назад я спал, а сейчас стою перед зеркалом и чищу зубы.
Вспомнив про увиденную тропу во сне, я понял, что впервые попал в свое будущее. Это было утро следующего дня. Я каким-то образом умудрился ускорить во сне время. Меня это не удивило. Скорее насторожило. Во время сна человек совершает много непроизвольных действий. Например, может помочиться. Или ходить во сне. Перемещаться во сне во времени — совсем другое дело. Что, если я однажды попаду в далекое будущее и проснусь от того, что умираю от старости? Есть над чем задуматься.
Мне надо на какое-то время забыть про путешествия во времени, расслабиться и отдохнуть. Сейчас моя голова была слишком забита. Воспоминания из прошлого преследовали меня даже во сне. И все было запутано. Если я хотя бы несколько дней не буду об этом думать, может, в моей голове наступит порядок?
Я не стал возвращаться назад в свое время. Прошло всего лишь часов шесть. В своем теле я не чувствовал своего двойника, или, другими словами, себя-из-будущего. В будущее я мог отправиться без каких-либо опасений. Кроме того, это не прошлое, поэтому никаких парадоксов возникнуть не может. А вот насчет возвращения у меня были опасения. Я подозревал, что, если вернусь назад в свое время, то мое тело уже будет занято мной-из-уже-прошлого. Если я стою сейчас перед зеркалом и чищу зубы, следовательно, я совершал все свои действия в здравом рассудке. Значит, мое тело было уже занято. Однако оно не может быть занято в будущем, потому что будущее еще не наступило. К такому выводу я пришел не скоро, поскольку все было очень запутано, и пришлось поломать над этим голову. Природу путешествий во времени, как я уже говорил, я не знал, и не мог точно сказать, что прав.
В обед мы пошли в амбар, чтоб загрузить грузовик сеном и отвезти его выгрузить покупателю. Работы было часа на два-три.
— Мы на рыбалку вроде хотели пойти, — сказал Умар, средний брат Казбека.
— Может, сходим туда, когда закончим? — предложил Апти, его младший брат.
— Давай, — согласился мой брат. — А это далеко?
— Километра четыре-пять, — ответил Казбек.
— А рыба там будет?
— Будет, — ответил Казбек. — Куда она денется?
— Надо будет у Атинова удочки взять. У нас только три штуки. На всех не хватит.
В моей памяти всплыл образ Атинова. Это был сосед и друг моих двоюродных братьев. У него много чего можно было найти. Нужны инструменты — к Атинову, нужен бензин — к Атинову, нужны деньги — тоже к нему. Тот охотно давал нам все, что мы у него ни попросим. Мы у него в долгу не оставались. Всегда выручали, когда у него возникали проблемы. А вот его мать нас жутко ненавидела. Постоянно приходила к нам во двор и требовала назад то, что мы занимали у ее сына. У Казбека были подозрения, что она частенько стучит на нас в милицию, как что не по ней. Как-то дядя спрятал у себя двух чеченцев, натворивших каких-то бед, и которых искала милиция. Никто не мог об этом знать, кроме соседки. Она запросто могла увидеть все, что творилось у нас во дворе. Пришла милиция, забрала и тех двоих и отца. Его сыновья долго бились над тем, чтобы их отца отпустили. В конце концов они добились своего, дав тем взятку.
Атинов был полной противоположностью своей матери. Мы еще в шутку спрашивали его, мол, может это его ненастоящая мать, и его привели из детдома?
Был третий час, когда мы закончили работу. Взяв снасти, мы отправились. Атинов пошел с нами.
На рыбалку я шел впервые. До этого мне ни разу не доводилось удить рыбу.
Мы пошли пешком. На дорогу у нас ушло где-то полчаса. Вскоре мы дошли до большого пруда. Рыбаков тут практически не было. Только один человек, одиноко рыбачащий у пруда. Брат поинтересовался у него, клюет ли?
— Да всю большую рыбешку выловили, — ответил рыбак. — Ни хрена не оставили. Только мелкая попадается.
Нам это было не важно. Главное, чтоб хоть какая-то была.
Наживкой у нас были дождевые черви, которых мы набрали перед походом. Выбрав наиболее удобное место для ловли рыбы, мы устроились рядом все шестеро и начали готовить рыболовные снасти. Казбек показал мне, как наживать на крючок червяка и закидывать удочку. Я быстро освоился, наживил червяка, и взмахом удочки швырнул леску как можно подальше от берега. Наживка скрылась в воде. На плыву остался поплавок. Я сел на мягкую траву, устроился поудобнее и терпеливо стал ждать. Брат в это время мариновал мясо, которое мы принесли с собой, чтобы сделать из него шашлык.
Первое время ни у кого не клевало. Казбек сказал, что улов скоро будет. Просто мы своим появлением спугнули рыбу.
Местность была тихой и спокойной. Кругом ни одной живой души, кроме нас и одинокого рыбака. Тишину нарушал лишь шелест листьев. На ясном небе сияло яркое солнце, от которого мы спрятались под тенью небольшого дерева. Тем не менее, гладкая поверхность воды отбрасывала лучи солнца прямо нам в глаза, причиняя резкую боль. Солнце вскоре должно было переместиться в сторону от нас. А когда оно скроется за балкой, можно начинать готовить шашлык.