Многие жители, как и мать Гретхен, уехали в Талсу на завод «Дуглас». Ее мама хорошо зарабатывала, тридцать пять долларов в неделю. Прежде они и не видели таких денег. Обувной магазин Биллапа закрылся: у мистера Биллапа не хватало товара. Люди просили друзей или родственников достать обувь у Фруга или Брауна-Данкина в Талсе, а на год каждому полагалось только по две пары. На окраине города рядом с мотелем «Сладкие мечты» из хлама от старых сараев и брошенного дома Морриса построили несколько домишек, но бензоколонка мистера Пинкли закрылась. Зато у мистера Макрори она процветала, несмотря на нормирование. Он занимался ремонтом, а ведь у всех были старые автомобили, то и дело требовавшие заботы.
Загорелся зеленый, и Гретхен заторопилась. Ей хотелось бежать, но она сдержалась и просто прибавила шагу. Она, Гретхен Грейс Гилман, направлялась в суд, большое здание из красного песчаника, похожее на замок с эркерами и башенками. В детстве она придумала историю о принцессе, томящейся в башне, и красавце-разбойнике, похожем на Эррола Флинна, что с мечом в руке прыгает с уступа на уступ и освобождает прекрасную деву. Такой сюжет волновал кровь, но разве сравнить детское волнение с тем, что она испытывала сейчас! Теперь она по несколько раз в день бывала в здании суда и в мэрии на Симаррон-стрит. Конечно, о громких делах писали мистер Деннис или мистер Кули, но и Гретхен было с чем поработать. Сегодня утром она первым делом зашла в суд и мэрию. В офисе шерифа проверила записи о ночных звонках, в суде спросила дежурного, не было ли исков, заскочила в окружной отдел регистрации, — может, завели новые дела, — потом просмотрела журнал в полицейском участке. Сейчас она шла в суд и мэрию в последний раз за сегодня. Она уже сдала свои статьи в сегодняшний номер. Крайний срок истекал в час дня, но это время было для последних горячих новостей, телеграфных сообщений с фронта, особенно о боях в Нормандии. С момента высадки американских войск в Европе,[1] на первой странице они печатали карту хода сражения. Гретхен свои статьи обычно сдавала к десяти. Планерку собирали в два.
Она взглянула на их кафе через дорогу. Надо бы вымыть окна. Миссис Перкинс неплохо работала, но не могла — или не хотела — двигаться быстро, как Гретхен. Сама Гретхен так бы и провела лето в кафе, помогая бабушке, если бы не чудо: миссис Джекобс, ее учительница литературы, сказала мистеру Деннису, что Гретхен хочет стать репортером, когда вырастет, и могла бы пригодиться в «Газетт», пока им не хватает сотрудников из-за войны. Когда призвали Джо Боба Террела, миссис Джекобс посоветовала девочке попросить работу. Гретхен надела свое любимое платье в стиле альпийской крестьянки, — желто-белое в клетку с аппликациями из морских звезд на плечах и подоле и белой отделкой на горловине, поясе и юбке, — короткие белые перчатки и желтую соломенную шляпу. У нее не было хороших летних туфель, поэтому она начистила свои белые босоножки и надеялась, что мистер Деннис не заметит вытершиеся ремешки. Тот майский день она никогда не забудет, даже за тысячу миллионов лет. Уроки почти закончились, и миссис Джекобс отпустила ее с последнего. Уже было жарко, столбик термометра поднялся к тридцати. Все говорили, что лето 44-го будет жарким. Но Гретхен не могла и припомнить лета, которое бы не было жарким и сухим, — лета, когда ветер не гонял бы по городу пыль, скрывающую дома и превращающую небо в чумазый апельсин. В кафе они протирали все влажной тряпкой, но пыль все время проникала в кабинки, на столы и стулья, и даже дома везде лежал тонкий слой пыли.
В тот майский день пыли не было. Небо сияло острым, ярким, чистым синим цветом, и Гретхен крепко придерживала шляпу на голове: оклахомский ветер сгибал деревья и разбрасывал мусор по улицам. Добравшись до офиса «Газетт», она уставилась на дверь и вдруг так перепугалась, что чуть не убежала. Разве она справится? Она была редактором школьной газеты «Вой волка», и миссис Джекобс хвалила ее заметки. Одну из них, о Милларде, она послала на межшкольный конкурс. После победы в этом конкурсе Гретхен ощутила и радость, и счастье, и грусть. Миллард гордился бы ею. Миссис Джекобс посоветовала Гретхен вырезать все свои заметки — она их называла «вырезки» — и показать мистеру Деннису.
Вот так и случилось, что Гретхен со взмокшими ладонями и спазмом в животе открыла дверь редакции и оказалась в квадратной комнате с полудюжиной столов. Слева красовалась вывеска «Отдел рекламы». Пронзительно звонил телефон, а в углу клацал телетайп, выплевывая бесконечную ленту. Миссис Джекобс водила весь их класс в «Газетт» прошлой осенью и особенно радовалась, что показала своим ученикам телетайп — последнее, после арендованной телеграфной линии, достижение «Юнайтед Пресс». Занят был лишь один стол. За ним ослепительно лысый, если не считать седой челки, коренастый мужчина печатал, как пулемет. Из керамической пепельницы в форме штата Оклахома клубился дымок трубки. У дальней стены резко распахнулась дверь. Гретхен обволок запах горячего металла. Старик с длинными бакенбардами и пышными седыми усами просунул голову в комнату и закричал, стараясь заглушить лязгающий шум: «Бумагу так и не привезли, Уолт. Проверь-ка еще раз». Дверь захлопнулась, обрывая металлический грохот линотипов, и в редакторской стало тихо. Гретхен медленно подошла к занятому столу: «Мистер Деннис?»