Как в религии, так и у Мордехая, покаяние не должно быть формальным. Мол, грешен (а кто нет?), так отпустите мне грехи, и разойдемся миром грешить дальше. Нет, Мордехай считает, что “каждый народ… должен припомнить все, что сделал дурного… А если память… откажет – соседи должны им напомнить… Иначе не стоит и начинать… Мы пятьсот лет назад сожгли у вас хлев – простите нас, вот стоимость этого хлева с поправкой на изменение цен! А мы угнали у вас триста лет назад стадо – простите нас, вот ваши коровы… Мы завоевали у вас остров… – возьмите назад! И вот тогда… тогда… Иначе тупик… Мы так никогда не станем друг другу братьями”… – горячась, излагал он свою выстраданную идею ученику и чувствовал, что тот не понимает. При всем уважении к учителю.
Казалось бы наивно, но, может быть, потому, что Мордехай не может выразить это словами? Никогда не умел. Формулы – другое дело, но кто их поймет, формулы!.. Хотя формула и проста: для того, чтобы быть единым человечеством, надо иметь единую всеми признанную историю, надо иметь достоверную информацию о прошлом, чтобы, учитывая прежние ошибки, не повторять их. А правду о прошлом можно восстановить только всем миром сообща, выяснив все недоразумения, чтобы все правды учесть и прийти к единой. Никому не должно быть обидно. Прежние обиды надо выявить и простить друг другу, а новых не творить. Технически можно представить, что составляется реестр взаимных претензий, некий международный всеми признанный суд определяет размер и порядок компенсации и взаимозачетов и со всеобщего согласия сие мероприятие осуществляет.
Но здесь возникает неисчислимая масса психологических и экономических препон, которая не могла даже в голову прийти гению, пребывающему в высших сферах духа. А в головах тех, кому он предлагал каяться, ничего кроме этих препон и не существовало. Потому Мордехая и не поняли.
Он допустил принципиальную ошибку в оценке сущности покаяния. Потому религии и обращаются к душе каждого верующего, что покаяние может быть эффективным лишь в случае даже не осознания его необходимости (можно прекрасно осознавать, что рыбий жир полезен, от этого он менее тошнотворным не станет), а в случае искренней духовной потребности в покаянии, в случае невозможности жить далее без него. Покаяние не есть признание вины, а есть прочувствованное и осознанное добровольное и самостоятельное преображение духовной сущности собственной жизни. Такое может свершиться только каждым человеком лично, а не толпой, народом, государством в результате решения суда или парламента. Нет, и народам это доступно, но только после того, как будет принято душой каждого человека этого народа.
И не так уж это утопично, как может показаться на первый взгляд. Очевидные примеры из реальности нашего мира: Германия выплачивает компенсацию жертвам холокоста после второй мировой войны, канцлер Германии публично покаялся перед Израилем за грехи военного поколения, да и президент России в стороне не остался.
Любопытно, что то, что явно утопично для утопии Зайчика-цзы, пусть в малой мере, но реализуется в нашем антиутопичном мире. Во всяком случае, не вызывает внутреннего протеста. Лозунг покаяния, во многом благодаря одноименному фильму, был одним из основных духовных лозунгов Перестройки. Искренне каялись: партия (по крайней мере, многие ее члены), народы, люди, восстанавливалась справедливость для невинно осужденных, невинно загубленных, часто именно на уровне покаяния – ведь не вернешь загубленных. Отчасти, возможно, именно эта эйфория массового покаяния привела к потере общественной бдительности, в результате чего плодами демократической революции воспользовались криминальные структуры, начиная с партноменклатуры, а покаявшийся народ оказался в еще большем дерьме, чем был, и в материальном, и в духовном аспекте. Но это проблемы нашего мира. Почему же идея покаяния оказалась так чужда миру Ордуси? Не потому ли, что в основе нашего мира лежит христианская утопия, идея покаяния для которой органична, а в основе мира Ордуси – конфуцианская, для которой органична идея ритуала?