Письмо к Адель
На чердаке английского особняка, за одной из скрипучих половиц, внезапно нашёлся старый, потрёпанный временем дневник, всё в котором было зашифровано той самой рунической вязью, которой пользовались впечатлительные английские аристократки девятнадцатого века. Дневник не представлял особой материальной ценности, и антиквар собирался отложить его прочь, как вдруг заметил краешек пожелтевшей от времени бумаги, торчащий из толщи листов дневника. Листок бумаги оказался письмом, которое так и не было отправлено.
"Дорогая моя, бесценная Адель!
Моё здоровье сильно пошатнулось в последнее время и, чувствую, скоро душа моя отправится в свой последний приют вслед за Чарльзом.
Поэтому, милая сестричка, я просто обязана рассказать тебе то, что тайно хранила в себе на протяжении всех 50 супружеских лет с Чарльзом, достаточно счастливых, чтобы не вспоминать, но и довольно однообразных, чтобы не забывать.
Помнишь ли ты лето нашей нежной юности, которое мы проводили у тёти Марии в Италии? Удивительное выдалось лето: Англия заливалась дождями, как слезами, а вся наша большая семья, внезапно решила собраться вместе, чтобы ощутить вкус сладкого южного солнца. Даже отец.
Мне было 17, тебе 14. Помнишь ли ты наши великолепные конные прогулки? По утрам я ощущала себя Дианой, мчащейся через сочные зеленые луга, мимо ручейков и виноградников, по дороге, пылящей красной сухой глиной. А встреченные на осликах фермеры косились на меня с опаской и насмешливо, крича вслед что-то неприличное на незнакомом мелодичном языке. Во время полуденной сиесты, я качалась под тентом качелей, в тени эуракарий и кипарисов, зачитываясь любовными романами на французском, которые, хихикая, совала мне Жизель. Ты помнишь Жизель, моя милая? Она была первой женой нашего непутевого дяди Уильяма, кажется, ей тогда было лет 18. Впрочем, не удивлюсь, если не помнишь, они были счастливы так мало: она сбежала от него обратно в Париж с любовником. Думаю, сказалось влияние вульгарных романов. В семье об этом предпочитали больше не говорить, особенно после того, как он женился во второй раз. Однако, я ушла от темы.
В то лето Чарльз сделал мне предложение. Точнее, конечно, нашему отцу, а я пока даже не догадывалась о скорой смене своей судьбы. Но я мечтала о любви! Боже, как я о ней мечтала!
И в тот день, который навсегда остался в моем сердце, к нам в гости пришли соседи. Ты помнишь Villa Destina? Этот необыкновенный, огромный дом, увитый плющом, с огромным запущенным садом? Большая семья приезжала туда на лето: отец, мать, двое сыновей и дочь, твоя ровесница. Мать, кажется, была итальянкой, а отец - англичанином, как и мы. Помнишь ли ты их старшего сына? Ему было 20, когда мы впервые встретились.
Ах, Адель, я не в силах писать дальше, но я должна! Теперь мне не перед кем виниться, ведь Господь так и не дал нам с Чарльзом детей. Это мой грех, Адель, мой. Я слишком сильно любила!
Он был высоким и темноволосым - в мать, с голубыми пронзительными глазами - в отца. В этих глазах плясали бесенята, особенно, когда он щурился от яркого света. А эта улыбка! Боже мой, когда он впервые улыбнулся, мне показалось, что вокруг поют сонмы ангелов, а шестикрылый Серафим трубит прямо в моем сердце. Я влюбилась без памяти от одного только взгляда в насмешливые глаза, от одной улыбки.
Нет, ты не подумай, я честна перед Чарльзом: его я любила тоже. Позже. Спустя много долгих супружеских лет. Любила разумом и долгом, материнской нежностью, детским доверием. Но то лето... оно полностью поработило ту часть моего сердца, которая отвечает за страсть и желание. Ты, наверное, крайне удивлена, моя сестричка? Ты никогда не слышала от меня таких слов, как страсть и желание. К сожалению, никогда в своей жизни я их больше не произносила с того лета. И до сего дня.
Но, вернусь к повествованию.
Не важно, как его звали, но пусть будет Джакомо. По крайней мере, это имя отражает испытанные мною чувства.
Родители были рады нашей дружбе и отправляли в конные прогулки, иногда даже без сопровождения. Ведь Джакомо был очень тактичным юным джентельменом, из богатой достойной семьи. Ну или не знаю, какие соображения посещали родителей. Я же, несмотря на то, что каждый раз при встрече с ним, горела словно в огне, сжимая в дрожащих пальцах повод, строила из себя чопорную английскую леди. Джакомо тоже был обходителен и вежлив, но и только.
Так прошла половина лета.
Отец наш уехал обратно в Англию вести дела. У Жизель закончились романы. А я уже не пыталась упасть в обморок, едва завидев приближающуюся тень от знакомой фигуры. Я привыкла к мысли, что мне удаётся тщательно маскировать свою непрошеную страсть за робостью юной особы.