Когда мне было десять у меня была кошка. Но это большой секрет. В тот день я забыл закрыть окно, хотя всё время закрываю, потому что боюсь. Но я уже писал об этом. Стал ложиться спать, а на кровати лежала она, кошка. Белая с рыжими и чёрными пятнами на спинке. Я очень обрадовался. Принёс ей сосисок, налил в чашку молока. Она поела и села умываться. Как у себя дома. Тогда я и решил, что это теперь моя кошка, и я никому о ней не расскажу. Я назвал её Дашей, и с тех пор никогда не закрывал окно. Она всегда приходила вечером. Я ставил на полу миски с кормом. Я покупал ей немного на развес. Потом она умывалась и ложилась спать рядом со мной. Утром Даша уходила.
Я так её любил! Но однажды мама её заметила. Стала кричать, схватила веник и стала гонять Дашу по комнате. А я не мог даже слова против сказать. Наконец Даша убежала, а мама строго-настрого запретила открывать окно нараспашку. Я тогда долго плакал, психовал, швырял вещи. Мама решила, что я испугался, а я так и не смог внятно объяснить случившееся. Мне очень стыдно за своё поведение.
Каждый день я ждал Дашу, а она всё не возвращалась. Наверное испугалась веника. Я ходил по улицам и искал её. Не нашёл. Потом мы поставили на окна решётки и специальную сетку, чтобы мухи не залетали. Тогда я подумал, что Даша увидит сетку и не придёт, как будто сетка — это знак, что она здесь не нужна. Такая история.
Юля
Сто раз говорила: не пускайте ко мне этот блохастый комок! Терпеть не могу кошек! Потом всё вокруг в этой их шерсти! Капец просто! Ещё сядет и чешется, чешется! Фу! Я когда мелкой была, притащила домой котёнка. А у него леший какой-то... не, лишай! Глисты и всякие другие гадости. Короче, лечились всей семьёй. Ещё этот гад мне руку исцарапал. Там чего-то загноилось. Я ревела — думала, пальцы мне отрежут. С тех пор я кошаков не люблю. Ну, их! Ещё и шерсть!
Я тебя вчера видела. Ты стоял перед окном. Не совсем перед, чуть вдалеке, но смотрел-то в мою сторону. Смотрел и улыбался. Я тебе тоже улыбнулась. Видел? Потом ты рукой помахал. Ну, и я тихонько помахала. Прикольно. Ты ещё кивнул так по особенному, показывал на что-то. Я на подоконник смотрю, а так лежит чего-то. Подарок. В бумагу завёрнутый, с ленточкой. Сверху — цветок. Сегодня же восьмое марта! Ну, вот! А из дноклов никто не поздравил. Сволочи! Дашка тоже молчит. И мать тоже. Ну, с ней всё ясно. Она не признаёт. Ну, праздник этот. Говорит, фигня, и всё такое. Типа чего деньги тратить на цветы, которые завянут и вообще не для того праздник придумали. Все уши мне прожужжала с этой... как её... Цеткин и Розой Лихтенштейн. Они за права что ли женщин боролись. Короче, не признаёт. Я ей не верю. Просто у неё мужика нет. Папаша мой как свалил десять лет назад, так и не показывается. Может, помер уже. Я его плохо помню. Поэтому и не люблю. Да мне вообще на него пофиг.
Вот деда я помню хорошо. Он всегда матери цветы таскал по всем праздникам. Она брала и никакой Лихтенштейн не вспоминала. У деда попробуй не возьми! Мог такой скандал закатить — тушите свет! Гад он был. Ну, правда. Я его очень боялась. Мечтала, чтобы он съехал. А ему и с нами неплохо было.