Я отвечаю яростно, но совершенно бесполезно. Слишком слаб, и мне очень стыдно за себя и своё поведение. Обычно всё заканчивается тем, что я закрываю уши и начинаю орать. Тогда меня оставляют в покое. В этот момент обычно подбегает какой-нибудь учитель и начинает меня ругать, а я просто не в силах объяснить, что происходит. Видишь, насколько я жалкий?
А завтра в школе весёлые старты. Кто только придумал их так назвать? И я конечно же опозорюсь.
Юля
Дура! Трижды дура! Как я могла так опозориться? Этот дебильный праздник! Весёлые старты! Детский сад какой-то! Кто решил, что это весело? Ладно, не в них дело. Вообще не знаю, зачем тебе пишу. Привыкла, наверное.
Вчера уже всё закончилось, я как дура мимо спортзала туда-сюда хожу. Тебя жду, а ты всё не выходишь. Слышу: твой отец-физрук идёт и кричит тебе: «Всё уберёшь, дверь закрыть не забудь!» Я сразу просекла, что ты один остался. Думаю, надо подкатить, типа серёжку потеряла. Захожу в каморку эту, где инвентарь хранится и говорю так завлекательно: «Ой, Никита! Не думала, что ты здесь!» Ты мне даже ответить не успел. Снаружи шум, гам. И тут... зачем я тебе всё рассказываю? Ты же и так знаешь. Тупость какая-то!
Ладно. Я же для себя пишу, а после вчерашнего уж точно не хочу иметь с тобой ничего общего. Знаешь почему? Потому что вчера были горы. Мои горы. Те самые, которыми человек проверяется. Понял? Нет? Метафора называется. На литре объясняли. Не про горы. Про метафору. Запуталась.
Короче. Чокнутая толпа вталкивает в нашу каморку парня в трусах, захлопывает дверь и на ключ её запирает. Я только рот открыла, а они уже с криками и воплями ускакали. Где они ключ взяли? Ну, ты же умный! Ты его из двери не вытащил, чтоб не потерять. Молодец.
Этот в трусах скукожился весь, трясётся. Жуть. Я тебе говорю: «Никит, дай пиджак человеку. Холодно же!» Ты ржать начал. Вот если бы у меня был пиджак, я бы отдала. А ты говоришь такой: «Да это Пашка. Придурок из девятого. Его всегда бьют. Значит есть за что. Не может же он всем не нравиться. Так не бывает!»
Мне тогда тебе так врезать захотелось. Сдержалась. Просто. Помнишь про деда? Он ведь нас с мамой не бил. Пальцем не трогал. Он считал, что моральное наказание хуже физического. Я не помню за что он меня наказал тогда. Я совсем была мелкая. Помню только, как он ведёт меня за руку. Я в одних трусиках, а вокруг люди. Он выводит меня на середину и говорит: «Это девочка Юля. Очень нехорошая девочка». Мне так стыдно. Не из-за того, что я почти голая. Я тогда не очень этого понимала, а из-за того, что те люди вокруг начали меня стыдить и говорить, какая я плохая. И мама тоже была среди них. Вот ничего почти не помню. Только чувство несправедливости.
Просто над слабым издеваться, да, Никита? Толпой на беззащитного? Знаю я этого Пашку. Напротив живёт. Мне кажется, он больной какой-то. Ходит, всё по окнам высматривает. Выглянешь на улицу, а там его физиономия торчит. На маньяка похож. Только мало ли кто на кого похож. Ведь он пока не заманьячил никого. Вот и нечего трогать. Тем более толпой.