- А другая песня?
- Другая? – удивился Виктор Петрович. – Забудьте. Это. Никто. Не станет слушать. Забудьте. У нас же с вами цель, припоминается?
- Цель…
- Вот и славно. Перезаписывайте и шлите. Ждем. После вместе подумаем, как отшлифовать.
Виктор Петрович повесил трубку. Макс тоже отключился. Альбина выбралась из тени и мигом оказалась на солнечной дорожке. Спрашивать о результате не спешила.
- Они возьмутся за раскрутку «Бежим по кругу», если упростить рефрен.
- Ну! Это же здорово, Макс, - Альбина взяла Максима за руки и села рядом с ним. Опомнилась. Выглядел он неважно. Пальцы дрожали, взгляд помутнел, глаза слезились, а уголки рта опустились и подниматься явно не желали. Даже когда Макс посмотрел на нее, Альбину, с солнечной улыбкой, яркими глазами и круглым лицом. И в лице этом столько жизни, заботы, умения сказать важное, поддержать, подбодрить.
- Здорово, - огрызнулся Макс, когда Альбина отпустила его. Он стал беспорядочно давить на пластиковые кнопки телефона, который ему подарила недавно Лера. Скопила нужную сумму и подарила. Еще и открытку из сердечек склеила. Соврала, что с детьми. Соврала.
- Валерка прыгать до потолка от счастья будет. А мне тошно. «Бежим по кругу» – песня Пака. Его песня.
- Подумаешь вступление схожее. Дальше вообще не то, - Альбина села на коврик, еще один подарок его жены, и сбросила с ног туфли. Макс увидел задравшуюся брючину и … бледную щиколотку.
- Много ты знаешь. Если бы твой Виктор Петрович взял «Навек до солнца», я бы понял, что заинтересовались мной, Максом Осиповым, а не клоном Паркера Джонса.
- И что будешь делать?
- Работать. Унывать и лить слезы, как девчонка, не мое. Пострадаю часок здесь, с тобой, а Лерке скажу – рад, аж прыгаю от счастья. И подпишусь на исполнение и на танцы в трико со стразами. Теща обрадуется, зять в телевизор попал… Да… Слушаю, - ответил Макс на звонок. Теперь звонила Светлана Сергеевна. Кричала. Требовала немедленно приехать. – Я не знаю, где Лера. Я буду… Ждите. – Макс отсоединился. – Едем. Теща в театр собралась. Где моя жена – думаю, сама догадаешься…
- Она…
- Выслеживает. Конспираторша… Ну я ей устрою, - Макс влез в уличные ботинки и завязал шнурки. – Вот вернется!
Жара на улице немного спала. От асфальта парило, но воздух уже не ощущался таким раскаленным. Жгучим. Всю дорогу оба молчали. У Альбины вертелся вопрос на языке, но спрашивать она не решилась. Макс был с ней, шел рядом, шаркали подошвы его запылившихся ботинок, он вытирал пот с лица, поднимал со лба бесконечно падающую челку. Проверял входящие сообщения. Но экран телефона был пуст, черен. Что он там видел – Альбина не понимала. Не понимала.
- Спрашивай уже, - велел ей Макс, когда они свернули в душный переулок. Ползущая по раскаленному тротуару тень от облака и заплесневелые стены домов подарили надежду на прохладу. Но нет. Хотя здесь намного тише и уютнее. Не шумел проспект, не отвлекали прохожие.
- Почему ты с ней? – спросила Альбина.
- Как почему? - удивился Макс. – Потому что с ней. Она разная бывает. И я разный. Утром зубы забуду почистить, ей не понравится, а она засмотрится на своего Пака в телевизоре и забудет о тостах в духовке. Мне не понравится. Мы покричим, дети прибегут – помиримся. Все бывает. Все.
В переходе, сидя на ступеньках, на акустической гитаре играл музыкант. Макс бросил в шапку сотенную купюру, а Альбина только покачала головой.
- Ты посвятил «Навек до солнца» ей?
- Может быть. Не знаю. Написал текст, когда мы в ссоре были. Я забыл о концерте Кристины в музыкальной школе, не приехал, а Лерка в отместку всю ночь искала на моем носу горбинку, как у Пака. Пака… Призрака… А смысл песни в умении прощать, если помнишь.
Вдвоем они забежали в полупустой вагон, последний, и сели на лавочку. Все загудело, зашумело, а в окнах замелькала чернота. Говорить полушепотом, как ему нравилось, стало невозможно, поэтому Альбина приложилась губами к уху:
- Мне казалось, ты хотел сказать, что любой может ошибаться. Я бы ритм драйвовее сделала. Более качевым. Ок? И припев послаще. А то звезды да солнце. Скучно. Поправьте, будет круто. После шли Виктору Петровичу… Дядя…