Все… отправить….»
- Кто такой Иванчик? – без раздумий спросил Пак и спрятал гитару.
- Король эстрады. Или император, не упомнить всех титулов. Ты не слушай его. И …, - Лера осеклась, но Пак заметил затаившуюся в серых глазах тревогу.
- Понял. Король так король.
- И твой концерт… Я думала о Варшаве. Там это необычное было.
- А в Москве?
Лера пожала плечами. Темнота… Она рядом с ним, Пак шепчет ей на ухо и поглаживает быстро теплеющую ладонь руки. Поглаживает… Только вот искра не ощущается и остатки энергии волнуют уже не так. Вообще не волнуют.
- В Москве не то. Призраки душили. Забудь. Вызови водителя. Мне домой нужно, за паспортом…
- Документы на выезд с нас. Дэйли позвонит другу «липкого» человека. Я подарю тебе яркую жизнь. Такую, как ты описывала в письмах.
Пак обнял ее, а Лера незаметно заплакала. Лицо Софи возникло перед глазами. И на воображаемом рисунке не серые глаза, а две точки, налитые кровью. И бывшая девушка Пака размахивает руками, дерется с ним, а после подносит на алой подушке с золотой бахромой, как королю, бутылку с зеленым горлышком и вместе они пьют, по очереди, пачкают подбородки и пьют, перемещаются из номера люкс в дремучий лес, к обросшим колючим кустарником холмам.
Пак кричит в пустоту, что он свободен, а Софи пытается его вразумить, требует выйти на дорогу, где лежат черные тени и горит одинокий фонарь.
- Нет! - огрызается Пак и глотает из бутылки. – Нет!
- Я вернусь, пусти, - крикнула Лера, но Пак не позволил вырваться. Сжал запястье и взгляда с нее не спускал. Гитара его лежала у стены, одна струна оторвалась. На корпусе Лера заметила красноватое пятнышко, засохшее, багровое. Такое маленькое, похожее на каплю, но привлекающее внимание. Пак в ту сторону не смотрел. Терпеливо ждал, когда она скажет.
– Да, пусть документами занимаются твои люди…
Мама! Даже с ней не попрощаюсь! Или…
- Оставь меня, - попросила Лера. - Я выйду к твоим друзьям чуть позже.
- Завтрак? – Пак отпустил ее руку и взял с пола гитару.
- Пока не хочу, - вяло ответила она.
Он ушел. Едва тяжелая дверь захлопнулась, Лера вскочила на ноги и поспешила избавиться от пут и расставленных им ловушек в душный коридор. Спасительная дверка была совсем рядом, только пару шагов сделать, раз, два, три, осторожно пройти по паркету, по пушистому ковру. Пак раздавал указания Дэйли и качкам в гостиной, гитарист Жан спорил с ним, по любому поводу, поднимал в воздух листки бумаги, рвал в клочья и жаловался на сомнения.
- Ты не можешь, не можешь. Она узнает, вспомнит, и будет всем нам плохо.
- Хуже уже не придумаешь, - возмутился Пак. – Страстный роман с русской фанаткой переместит нас на прежние позиции, важно подкрепить их крепким материалом. Отыграем оставшиеся концерты и приступим.
- Если будет к чему приступать.
- Будет.
Лера опустила ручку. Заперто. Прижалась к холодной стене. Пот лился по спине, щекотал поясницу. Замка не было. Электронный. Карточка… Как украсть у него ключ! Зайти в гостиную, обнять и вынуть из кармана…
Нет!
Пак вышел в коридор. Лера опустила глаза в пол. Сердце застучало еще быстрее. Коридор давил, слова потерялись. Как мысли. Она думала о спасении, побеге, о встрече с мамой в зеленом парке. На свежем воздухе. Мама бы принесла в плетеной корзинке пирожки, мама бы простила и, может, позволила увидеть детей. Макс…
Пак поднял нахмурившиеся брови, схватил Леру за руку и втолкнул в просторную комнату. Пледы на обоих диванах скомканы, на журнальных столиках коробки с остатками ресторанной еды, Дэйли мешается со своим планшетом, говорит по телефону и требует привезти копии вроде как утерянных документов к обеду. Собеседник воркует с помощницей, глаза Дэйли поднимаются, сухие губы сначала расплываются в грустной, злой улыбке, после на округлом лице появляется просветление. И даже высокий лоб совсем не хмурится. Помощница падает в кресло у окна и показывает Паку поднятый палец.