Вера нагнулась, обняла Виту, прижавшись щекой к щеке.
— Ты же не трус, Виточка. Главное, что ты среди друзей. А если папа прилетит, что ж тут плохого? Ведь болезнь у тебя не страшная. Недельку, не больше — и ты будешь совсем здорова. И тогда уже никакой приступ тебе страшен.
— А это не больно?
— Что ты, Виточка. Тут такие врачи, просто волшебники. Ты не почувствуешь боли и будешь потом здорова. А об угловом доме я тебя спрашивала действительно потому, что сейчас мы отправим папе телеграмму. Вот видишь, я ничего от тебя не скрываю и скрывать не буду.
— Пожалуйста, я очень прошу, — сказала Вита. — Что, Виточка?
— Не скрывайте. Говорите всё-всё. Тогда я не буду бояться и не буду думать хуже, чем есть.
— Я обещаю тебе, Вита, обещаю. Ты у нас молодец. А сейчас я ненадолго убегу. Совсем ненадолго. Хорошо?
— Угу, — сказала Вита. Сказать «хорошо» она не могла, потому что ей было совсем нехорошо.
Но Вита не была долго одна. Не прошло и пятнадцати минут, как вернулась Вера.
— Вы уже отправили телеграмму? Так быстро? — спросила Вита.
— Так ведь у нас же своё почтовое отделение. Письма к нам приходят со всех сторон земного шара, иногда просто с адресом из пяти букв — «Артек». Я не только успела отправить телеграмму твоему папе, но и взяла на почте первое письмо, которое было отправлено из Артека.
— Первое? — удивилась Вита.
— Вот почитай. — Вера протянула Вите листок, на котором были строчки, напечатанные на машинке.
— Тебе не трудно читать? — спросила Вера.
— Что вы, что вы! У меня сейчас почти не болит. Тут правда хорошо и спокойно, и белочка всё время прыгает в окне.
Она взяла пожелтевший листик бумаги и начала негромко читать:
— «Первое письмо, отправленное из Артека, воспроизводится по оригиналу, переданному автором письма в день сорокалетия Артека».
Дальше был пробел, а потом кавычки, после которых Вита прочитала:
«Приехали в Нижний, купили хлеба и колбасы. Приехали в Москву. Обедали: щи с мясом и кашу. Из Москвы поехали и проехали много городов. В Курске пили чай с сахаром. Приехали в Симферополь. Купили колбасы. Потом поехали в Артек. В море воды много.
В Артеке жили месяц. Кормили хорошо…»[1]
Когда Вита кончила читать, Вера сказала:
— Есть такая поговорка: «У кого что болит, тот о том говорит». Ты поняла?
— Поняла, конечно. В те годы дети были голодные… Можно, я оставлю себе это письмо и перепишу? Это было написано полвека тому назад. История.
— Конечно, история, — сказала Вера. — Нас с тобой тогда не было на свете. Перепишешь, и я отдам это первое письмо из Артека на почту. Они хранят его. Ведь из Артека ушло и в Артек пришло больше миллиона писем.
Вот что написала в Артек японская девочка Чиба М. шестнадцати лет. Японка, конечно же, не могла за два месяца, которые провела в Артеке, хорошо выучить русский язык, и потому пусть читатель простит некоторые её ошибки. В письме японки мы не изменили ни одной буквы, ни одной запятой.
«Более стало интереснее жить в Артеке, когда понимаешь русский язык, а что понравилось больше трудно сказать. Конкурсы, экскурсии, море, но по моему дети и вожатые, потому что они говорят то, что думают. Так делают не все люди. Я стала это догадываться уже много лет и стала грустной. А в Артеке стала весёлой. Потом я узнала, что такое коммунизм, о котором раньше серьёзно не думала. И здесь научилась сигналить в горн. Это красиво для сердца, когда сигналишь и все просыпаются, поднимаются, делают зарядку. И ещё я здесь поняла, что могу танцевать. Если бы не конкурс бального танца, я прожила бы жизнь и никогда не танцевала. А если кто танцевал, знает, что это, как лететь по небу, только ещё и вдвоём.
Я писала о горне и зарядке, а тоже написать могу, что думаю, а не другое. Мне не нравилось выходить в купальнике на площадь ранним холодным утром. Под одеялом тепло. А горнить хорошо, но холодно.
В Японии я никогда не интересовалась политикой, а теперь знаю, что политика может сделать так, что опять Хиросимы не будет никогда. И что всё-таки читать первую страницу газеты более надо, чем последнюю.
Артек меня научил интересоваться жизнью всех народов и все народы и всех людей любить. А больше писать не могу по-русски. Устала».
Мальчик-африканец оставил в Артеке такую запись:
«У нас в Африке рассказывают о том, что где-то среди большой-большой земли есть источник вечной молодости. Когда мы отправились в путь, нам припомнилось это предание.
Мы проехали много стран, мы видели много городов, мы шли пешком, ехали на верблюдах и на машинах, мы встречали по дороге много людей и пили воду из разных рек. Мы везде расспрашивали, где же он — источник вечной молодости? Но никто не знал об этом. Может быть, и нет его на земле? Может быть, что-то напутало старое предание?
Но когда мы попали в Артек, мы поняли, что тут есть тот самый источник вечной молодости, который нам никак не удавалось найти до сих пор.
Он даёт удивительную силу каждому, кто прильнул к нему».
Мальчик или девочка, которым довелось побывать в Артеке, на всю жизнь артековец. Все артековцы стараются не терять друг друга из вида, а в какие-то памятные дни они встречаются; многие всю жизнь переписываются между собой и пишут в Артек, как можно писать в свой родной дом.
Свои Артеки имеют многие республики нашего Союза.
В Магаданской области пионерлагерь называется Артык, в Армении — Артик, в Туркмении — Атрек. Их много, этих ветвей, которые пошли от самого большого дерева страны детей, что выросло под Гурзуфом на самом берегу Чёрного моря.
Дерево это не увядает, ростки его вечно зелены…
В сквере у Большого театра в Москве можно увидеть в праздники пожилых людей с плакатиком «Белорусский», «Украинский», «Кантемировцы»… Фронты, дивизии, полки…
Бывают в этом же сквере и другие плакатики: «Артек», и затем — «Кипарисный», «Морской», «Прибрежный» и другие артековские пионерлагеря. Случается, что плакатики держат люди более пожилые, чем фронтовики. Ведь первым артековцам уже под семьдесят. А всё равно: раз был в Артеке — артековец. Как в песне поётся: «Артековец сегодня — артековец всегда».
В канун пятидесятилетия Артека пионерский штаб объявил операцию «Поиск 50» и предложил всем ребятам в нашей стране принять в ней участие.
Интересно же было узнать, как сложилась жизнь тех, кто носил полвека тому назад почётное звание пионера-артековца. Штаб разыскивал и разыскал не только самых старых артековцев. «Поиск 50» под девизом «Артековец сегодня — артековец всегда» нашёл десятки тысяч бывших пионеров, «Поиск 50» помог найти следы героев Великой Отечественной войны. Из собранного пионерами можно было бы составить большую книгу о тех, кто с честью пронёс через всю жизнь почётное звание — артековец.
РУКИ BBEPX!
Могло показаться странным, что Вита не плакала, хотя удары судьбы обрушивались на неё со всех сторон. Она была одна в белой комнате с белыми кроватями и при этом в, такой тишине, что слышала, как вдалеке звенит горн, как шуршат кеды по гравию дорожек, ребята строятся на линейку и даже как полощется по ветру флаг. Во всяком случае ей казалось, что она слышит и различает все далёкие звуки.
«Вот сейчас мне страшно, — думала Вита. — Но самое страшное не то, что будет операция. Наверно, Вера говорила правду. Теперь ведь всегда обезболивают. Нет, я не боюсь операции. А самое страшное в том, что я одна, совсем одна…»
Вита почувствовала, как сам по себе наморщился её лоб, сузились глаза и стиснулись зубы. Вот-вот капля выкатится на щеку и солоно станет в уголке губ.