— Ну что за маскарад такой? — воскликнул Карл Рафаэльевич, по-прежнему ничего не соображая. — Вы что, здесь работаете, барышня? С каких это пор у нас в спектаклях выступают пионерки? Или я опять почему-то не в курсе?
— Я же вам говорю, я из сто двадцать четвертой школы! Просто я надела свой карнавальный костюм, чтобы охрана меня пропустила. Они, как и вы, решили, что я играю в спектакле. А я уже несколько раз пыталась попасть к вам! Меня не пускали, вот и пришлось маскироваться.
Но реакция театрального начальника оказалась совсем не той, на какую рассчитывала юная просительница.
— Что за безобразие, верх неприличия! Ай-яй-яй! А еще пионерка. Даже в шутку так делать нельзя! Вы же меня напугали своим видом, маленькая авантюристка…
— Я не авантюристка, а, может быть, «немного угловатая, немного противоречивая и внезапная». — Хитрая пятиклассница, недолго думая, процитировала игривые слова, услышанные в фильме «Покровские ворота», премьера которого недавно прошла на Центральном телевидении.
— Насчет внезапности я, безусловно, верю, а вот насчет вашей угловатости еще поспорил бы, — со злой иронией заметил Карл Рафаэльевич, придирчиво разглядывая платьице, которое чуть не лопалось на полненькой Оле. Директор окончательно вышел из терпения и утратил всякий такт. — Если бы вы знали, как вы мне все надоели! — возопил он голосом, похожим на паровозный гудок. — Устроили здесь проходной двор! Еще раз русским языком тебе, девочка, говорю: билетов нет!!! Ни одного нет, понятно?!! Ни для какой учительницы! Ни для кого вообще!!! Я даже для своей мамы билет не смог найти… Уйди, девочка, не доводи меня! — Открыв дверь, он заорал во все горло, призывая на помощь секретаршу: — Мария Ивановна, ну где вы там?! Выведите отсюда сейчас же это чудо в перьях!!! Почему посторонние, какие-то дети, шатаются в служебных помещениях, как у себя дома?!! Устроили тут дурдом! С ума я сойду с этой Лучезаровой! Уж лучше бы совсем не приезжала. И по поводу билетов меня больше ни с кем не соединяйте, вам понятно? Даже с этими… — Он многозначительно указал пальцем на потолок. — У меня театр не резиновый! Придумайте, что хотите: заболел, умер, улетел в космос, в конце концов… Ну, чего стоишь, девочка? Я тебя по-хорошему прошу… Вон отсюда, кому говорю!!!
Уже закрыв дверь, Оля услышала, как что-то тяжелое ударилось о стену кабинета и со звоном разбилось. «Вдребезги», — испуганно подумала она.
Прямо из театра Оля пошла к Тиллиму Папалексиеву, с которым они давно дружили. Учителя удивлялись, что может быть общего у отличницы и хоть и безусловно одаренного, но разгильдяя, чей красный от замечаний дневник пестрел всеми возможными оценками, от колов до пятерок с плюсом, причем по всем предметам. Однако факт оставался фактом: девочка и мальчик были не разлей вода.
— Надо срочно действовать! — решительно заявила Оля с порога. — Нельзя, чтобы Иринванна разболелась из-за этой воображалы. Кстати, предкам не проболтайся, что я здесь: я занятие по флористике пропустила.
— Что ты предлагаешь? — Тиллим оторвался от карикатуры, которую рисовал на последней странице тетради по географии.
— Тиллим! Мне нужна твоя помощь, у меня есть идея! В общем, нельзя терять ни минуты. Сейчас садимся на электричку и едем в Чивакуш собирать цветы.
В пятом «А» все знали, что флористика, то, что касается растений, причем не только декоративных, домашних, но и самых скромных и неприметных, тех, что косят вместе с травой на корм скоту, — область знаний, в которой Оле Штукарь нет равных, наверное, во всех школах Челябинска. На городских ботанических олимпиадах она неоднократно получала первые призы и грамоты, а достойный букет могла составить чуть ли не из сорняков. И все-таки Тиллим засомневался, уточняюще спросил: