– А медальончик он потом свистнул?
Инна Леонидовна вздрогнула. Отвечать не хотелось, но уж коль пошёл такой разговор… она вздохнула:
– Всё-то вы понимаете…
– Инна Леонидовна, было ведь ещё что-то плохое? Не могли вы только за продажу родины на него обидеться!
– Ну да, была у него тут в Утятине пара историй с девчонками. Да не ухмыляйтесь, если бы речь шла только о девичьей чести, я бы не так реагировала. Не девятнадцатый век!
– Обирал?
Инна Леонидовна только вздохнула. И это было. Но ещё было много того, что она не простила. Не могла же она рассказать о том, как Игорь появился у них через три года после смерти Сашеньки, когда маму выписали из больницы после инсульта. Пришёл напуганный, просил спрятать на несколько дней. Она впустила. В результате прожил больше месяца, изрядно потрепав их скудный бюджет. А деньги у Игоря были, Инна подглядела как-то. Но постеснялась сказать, чтобы хоть на питание сколько-то давал. Исчез внезапно, прихватив медальон. Инна бы и не заметила, она никогда его не носила. А вот мама, не смотри, что больна, сразу догадалась. Когда племянник не простившись вышел из дома и не вернулся, она к вечеру сказала: «Шкатулочку проверь». Последний раз он появился ещё через два года, уже после её смерти. Инна тогда приходила с работы и сидела неподвижно перед выключенным телевизором, тупо всматриваясь в своё мутное отражение в экране. Открыв дверь, также тупо глядела на него, стоя на пороге. «Можно зайти?» – спросил он. «Зачем? У нас, ей-богу, больше взять нечего». Он молчал. Тогда она отступила и сказала: «Нет, если не веришь, можешь зайти и проверить. Только потом, пожалуйста, уходи. Навсегда». Он повернулся и ушёл. Плевать на медальон, жалко утраченной маминой веры в ценность кровных уз.
– Вы такой тип мужчин по брату знаете. Вот представьте, что ваш режиссёр – копия брата. Мог бы он с Мильчиковой замутить?
– Только за большие деньги. Но объективно Генрих не обманом своего достиг, а трудом, он не только умеет манипулировать женщинами, он специалист, талантливый актёр, прекрасный собеседник и внешне намного привлекательнее, да и моложе. У него другая стоимость. Может быть, если бы она была министром культуры и речь шла о собственном театре…
– Значит, любовь откинем. А враги у вас есть? Вот чтоб так ненавидели, как эта Мильчикова?
– Нет. Сергей Сергеевич, я не слишком заметна, чтобы вызывать сильные эмоции.
– Но есть люди, которые эти эмоции вызывают у вас. Ну, брата вы любите…
– Вот когда вы это сказали, мне даже стыдно стало. Получается, что самые сильные эмоции связаны с братьями. Лёша – самая сильная моя привязанность, а Игорь вызвал самое сильное возмущение.
– А он к вам так же относится, как вы к нему? Он вас любит? Ненавидит?
Инна Леонидовна даже засмеялась:
– Игорь? Да плевал он на меня!
Царёв слегка смутился, он и сам не считал нужным враждовать со всякой мелочью. Только никогда не задумывался над тем, что мелочь это понимает:
– Тогда отставим врагов. Подумайте, что ещё было в последнее время?
– Что было? Несчастье с Лёшей было. Сравнивала. Лёшу убивали – и Мильчикову убивали. Лёша завуч – и Мильчикова завучем раньше была. Вуз у нас общий. Лёша ничего не помнит, а Мильчикова или бредит, или врёт. И больше ничего общего. Никаких больше идей. При случае с Ромой поговорю. Может, он знает что-то, или хоть предположение какое выскажет.
Глава шестая
До премьеры с Ромой поговорить не удалось. А на премьере было некогда. Инна Леонидовна и попала-то на неё в последний момент, потому что у неё был день дежурства, а сменщица её купила билет на спектакль, а Анна Ивановна тоже, потому что желала взглянуть на «Райкину симпатию». Только утром в день спектакля Валентина, та, что в квартире Натальи Петровны жила, обещала прийти с работы пораньше и отпустить её. В благодарность Инна Леонидовна позвала с собой её дочку Наташу, благо пригласительный на два места, а та стала жалобно просить взять с собой её подругу Нюсю. Нюся оказалась дочерью той самой соседки Наташи Огородниковой, которая подтвердила её алиби. Так что явилась в театр она с двумя барышнями, чьи банты и платьица нуждались в прихорашивании, и ничем существенным актёрам она помочь не могла. Только и успела перекинуться парой слов с Ромой. Он тоже занят был. Договорились созвониться в ближайшие дни. Рома глядел виновато: «Не знаю, что на неё нашло. Не говорит. Но дурь же очевидная!»