Потом я взял обычный циферблат,
Который равнодушен и усат
И проявляет к нам бесчеловечность,
Не продлевая жалкие часы,
И оторвал железные усы,
Чтоб в пустоте лица увидеть вечность.
Потом я поглядел на этот мир,
На этот неугодный Богу пир,
На алчущее скопище народу
И, не найдя в гримасах суеты
Присутствия высокой пустоты,
Обрёл свою спокойную свободу.
«Бег на месте любит судьба, сама…»
Бег на месте любит судьба, сама
Расставляя часы над истерзанным ухом.
От ночного топтания можно сойти с ума,
Если вдруг обладаешь хорошим слухом
И часы подбегают к постели, держа
На китайском подносе письмо анонима…
Я и так понимаю, и без дележа
На секунды, что жизнь бесконечно гонима
По скрипучему кругу слепых лошадей,
Но не будет в скитаниях точки последней.
И не надо пугать одиноких людей,
Забегая вперёд и толкаясь в передней.
ПОСТСКРИПТУМ
Я обернулся. Жизнь моя
Напоминает скомканный платок,
Потерянный прохожим возле урны.
Не надо врать и становиться на котурны,
На них не перейти бушующий поток
И не спасти сомнительное «Я».
Что делать, если суть искажена
И трудно мне на переходе этом
Из мрака в темноту… До новой жизни
(она случится, но в другой Отчизне)
Довольствоваться буду слабым светом
И степью, что ветрами сожжена.
Я появился в первый раз давно —
В Ирландии в тринадцатом столетье,
И, видно, потому люблю камин,
Пустое море, скалы и кармин
Заката, и глухое лихолетье
Средневековья… Мне другого не дано.
Но всё же я хочу родиться вновь
Не на угрюмом Севере, а, скажем,
В далёкой и прекрасной Аргентине,
Где танго и цветы, как на картине,
И где душа, с её суровым стажем,
Согреется и обновится кровь.
Кричу: «До новой встречи, господа!..»
И чувствую — волна кадык подпёрла
И вертится безумная рулетка,
И ставки душ повышены, и ветка
Маршрута обозначена, и горло
Приятно холодит летейская вода.
5
«ОСЕННЯЯ ДОРОГА»
Венок сонетов
1
По дороге в Загорск понимаешь невольно, что осень
Не желает уже ни прикрас, ни богатства иметь.
И опала листва, и плоды разбиваются оземь,
И окрестные дали оплавила тусклая медь.
Что случилось со мной на ухабистой этой дороге,
Где осеннее небо застыло в пустом витраже,
Почему подступает неясное чувство тревоги
И сжимается сердце, боясь не разжаться уже?..
Вдоль стекла ветрового снежинки проносятся вкось,
В обрамлении белом летят придорожные лужи,
А душе захотелось взобраться на голый откос,
Захотелось щекою к продрогшей природе припасть
И вдогонку тебе, моя жизнь, прошептать: «Почему же
Растеряла июньскую удаль и августа пышную власть?..»
2
Растеряла июньскую удаль и августа пышную власть…
Беспощадное время и ветер гуляют по роще.
Никому не дано этой жизнью насытиться всласть,
И судьба на ветру воробьиного клюва короче.
Мимолётная радость в изношенном сердце сгорит,
Ожидание смерти запрятано в завязи почек,
Да кому и о чём на могильной плите говорит
Между датой рожденья и смерти поставленный прочерк!..
Неужели всю жизнь, всё богатство её перебора
Заключает в себе разводящее цифры тире?!.
Я лечу сквозь туман за широкой спиною шофёра,
Мой возница молчит, непричастный к подобным вопросам,
И пора понимать, что вот-вот и зима на дворе,
Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь…
3
Что дороги больны, что темнеет не в десять, а в восемь,
Не приемлет душа, но во времени выбора нет.
Как постылого гостя, мы с ней тяжело переносим
Зажигаемый рано худой электрический свет.
На осеннем ветру мир туманен, суров и немолод.
Жизнь запряталась в шкуры, в берлоги, за стёкла теплиц.
Подворотнями мается мучимый слякотью холод,
И небесное бегство закончили выводки птиц.