В какой-то мере я даже разозлился и от того ощутил нечто, похожее на силы. Временами казалось, что я готов стереть в кальциевую пыль собственные зубы, тронутые разрушением. Ибо начался именно тот самый непосредственный момент, когда мои руки отпустили державший меня поручень. Я решил попробовать, затуманенный.
Я был подобен человеку, вошедшему в ужасно старый незнакомый дом, пол которого вдруг провалился, а вместе с ним и я сам. Под полом же в клубах оседающей пыли оказалась комната, о существовании которой даже не представлял.
(Только сейчас заметил, что пачкаю кровью лист. Слишком ухватил кожу в лунке среднего пальца, когда делал маникюр – обычная моя беда. Кровь собирается в медленные капли, которыми я уже порядочно измазал свои зеленые клетчатые шорты. Кровь, как алая речушка, восполняет и очерчивает мой средних размеров ноготь; сверкает даже, блестит от лампы и с мелкой неохотой сминается, если сильно подуть.)
Так вот. На улице было уже темно. Взятый под руки новой мыслью я выключил телевизор и свет, после чего подошел к окну, невольно слушая редкие шаги и отдаленные совсем голоса у меня за спиной, за запертой обитой войлоком дверью. На всех без исключения окнах первого этажа стояли решетки, и я несколько минут стоял и смотрел сквозь грубые подржавленные прутья. Вообще улица напоминала огромный котел, в котором лежали желтовато-серебристые куски фонарного света, не имеющие собственных границ; и такие же бесформенные большие и малые куски и хлопья темени были разложены по земле, висели на ветвях и среди стволов парковых деревьев, а то и просто валялись в закутках среди длинных фонарных столбов с яркими головами в капюшонах. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, неразрывно, но все же не смешиваясь. Даже если шли бесконечные люди, или, почти бесшумно, потрясавший все вокруг состав. Человек проходил дальше и поезд – и все сдвигалось на прежние места, подчиняясь непосредственно царившей здесь воле.
Пока я натягивал свитер – с минуту у меня это никак не получалось – я неистово слушал себя: и ведь ни одна мысль не шелохнулась против. Но это было сродни отчаянному исступлению.
Наконец, одевшись, я отсчитал из своего прикроватного шкафчика денег и вышел из комнаты. Так же стараясь никого не встретить – обычная моя привычка и соображение. И в этом плане все сложилось удачно: ибо со всех концов меня окружали голоса, но я так ни с кем и не столкнулся, а выскользнув на улицу – растворился в темноте, ощутив себя рыбой, которую снова отпустили в воду. И, как она, я уходил в глубину морозного вечера.
Ближайший и уже привычный интернет-центр был в двух-трех кварталах отсюда.
Пробив чек, я сел за один из пяти свободных компьютеров и ввел код, допускавший меня до паутины «www».
Щелкнул четыре раза голубую «Е», принялся ждать, пока истекут эти несколько мгновений, после которых откроются окна с оживающими картинками реклам. И несмотря на краткость, я успел истомиться в ожидании.
Позади меня расположились «в чате» две совсем еще молодые девушки, тихо обсуждая непрерывно появлявшиеся разноцветные строчки. Черненькая после таких совещаний принималась писать ответ, постукивая мягкими пальцами по кнопкам.
Рядом с ними, и тоже ко мне спиной, сидел мужчина лет сорока и просматривал, как я мельком заметил, какие-то тексты. Соседний со мной компьютер пустовал, облегчая мне заботу следить за взглядами соседних пользователей.
Придвинувшись как можно ближе, стараясь собою закрыть монитор, я продолжал следить за всеми, кто мог наблюдать за мною; за теми, кто входил; за теми, кто, собираясь уходить, оправлял шарф или застегивал долго и старательно пуговицы. И вообще не мог отделаться от мысли, что за мной следят, и вместе с тем мысль моя приняла вид виндоусовского окна. С той же неброской расцветкой и невозмутимо колыхавшимся флажком в верхнем правом углу.
Я отыскал электронный вариант нашего городского еженедельника объявлений. Затем, в следующем окошке, набрал адрес поисковика и вскоре уже заводил на нем почтовый ящик. Минут двадцать я что-то регистрировал и подбирал пароли, вносил данные и выдумывал виртуальное имя. И вскоре он был готов.
Я еще раз все проверил и затем скрупулезно записал цепочку букв и цифр на бумагу. Еще позже, я все это зашифровал и переписал на другой листик, который стал носить при себе. Улик я боялся более всего! Временами я забывался и переставал следить за остальными – но им, как оказывалось, не было до меня никакого дела.