Я прятал голову в песок. Я не хотел думать, что мне еще предстоит. Я жил истинно настоящим, кратко, словно летел с горы. Мои сожители посмеивались надо мной – я чувствовал, как по комнате летают их слова обо мне.
Все это мучило меня, но все же не было главным. Ибо я был в клети, за прутья которой держался. Я все яснее понимал решетку вокруг себя, ее крепость. Я думал, что сам отвергаю их. Я ошибался. Я испытывал страх. Но не прутья были порождены страхом, а сам отчужденный страх был продолжением их – никто не мог этого знать! Я стыдился всей душой этого панического трепета, я делал все, чтобы убедить себя, что они не подходят мне, словно я привереда. Скатываясь в трясину и понимая это, не хватался за те ветви, которые еще можно было ухватить, потому что боялся оцарапать ладони. Я ужасно медлил. Пока не пошел и не дал того объявления – в один из таких моментов, когда демон переставал таиться за сырыми и грязными коробками мыслей, распускал крылья, вытягивался и выл от собственной тоски и неудовлетворенности, от безысходности и грязного желания. Я терял рассудок и разум от этого воя, вернее какая-то моя часть теряла его, но вторая половина дьявольски оживала. Это вяжущее состояние повторялось каскадами приступов – иначе бы мне просто духу не хватило. Без этих налетавших, именно не единожды, порывов я бы не решился. Хотя…я был так пуст, что мне было все равно в какой-то мере. Хотелось стать червем, который ползает под ногами, по земле и нечистотам.
Спустя пару дней я дожидался своей очереди в университетском интернет-классе. Сбросив с плеча рюкзак на пол, я принялся вводить по бумажке цепочку букв. Началась бесплатная и от того очень медленная загрузка.
Все места в классе были заняты. Студенты хлопали по кнопкам, вглядывались в экраны мониторов, изредка что-то писали в своих тетрадях или блокнотах. Большинство развлекалось с электронкой, читая и отправляя письма; или просто убивали время в чатах за безмолвной болтовней. Было светло – от окон и ламп, свежо и относительно тихо. Открылся мой ящик…
Заныло в животе. «У вас 3 непрочитанных сообщения…», – гласила густая синяя, словно обведенная электронным маркером строка. Ощущая классический выброс адреналина, я вывел список писем.
Чувство неведомого. Я оглядывал жирные синие буквы «по объявлению» и немного будто колебался, совершенно отдавая себе отчет при этом, что прочту каждое. Я подумал о посторонних вокруг – однако не смог не посмотреть всего, даже фотографий, которые очень долго загружались на экран и вдруг разом появлялись, даже неприличные.
Из дома прислали денег. Я отдал небольшой долг и всю следующую ночь провел в компьютерном клубе, развлекаясь бесконечными гонками, военными сражениями и стрельбой по лезшим на рожон чудовищам. Утомительный на самом деле соно- и мирозаменитель, от которого у меня почти всегда начинались рези в животе. На утро после таких ночей я возвращался с ввалившимися истерзанными глазами, насквозь пропотевший, осунувшийся, потемневший и ложился спать.
Вообще-то, прочитав письма, которые все продолжали приходить, я на время унял себя. Все же было жутко двинуться дальше, туда, откуда будет не убежать. Я ощутил самую пограничную линию. Стараясь не думать об этом, я влезал под покрывало и засыпал, еще какое-то мгновение успевая прислушиваться к царившим вокруг мелочам, таким как тиканье будильника или приглушенные неведомо чьи шаги за стеной, где была лестница.
Именно в это время я задался целью придумать какую-нибудь сказку. А что мне было делать ночами, когда все спали, а сам я был в некотором роде немым? Как-то я заметил, что за весь день не произнес ни одного слова вообще – днем спал, а ночью спали другие, так что и не поговорить и не перекинуться. В душе творилось свое варево, а внешне – я просто не разговаривал ни с кем. Получалось так.
Так меня и накрыло мое темное литературное облако окончательно. Ценности в его плодах было мало, но я в нем жил. Под чужое ровное ночное дыхание.
Временами, сидя за столом, отключив в наушниках музыку, я все хотел разобраться и все думал и думал о себе. О том, что меня пугает во всех этих существующих и проходящих рядом со мной женщинах. «Что с ними делать!?» – нечто подобное говорил я себе и слышал в этом одновременно и издевку, и насмешку, и серьезный вопрос. Они были приятны мне вообще и их внешность – но дальше ничего не шло. Почему я не связался ну хоть с какой-нибудь из самых завалящих!? – Потому что был горд своею особенной, уродливой гордостью или потому что, что-то было не так. «…Потому что ему больше не с кем!…» – слышал я голоса, сумевшие каким-то образом прочесть мои мысли. И мне казалось, что каждый сможет их прочесть, узнать без труда мою изнанку, потому что я, словно крохотная гидра, прозрачен. Просто я не любил по-настоящему никого, и никто не любил меня. Хотя это спорно. Вернее всего будет сказать: просто характер моих мыслей и доводов, а так же все мое мышление и все мое восприятие были конечно искажены и даже больны.