Сегодня ночью, а правильнее уже будет сказать «вчера», мне снилась комната. Какая-то старинная или заброшенная. Небольшая. Стол с оставленными на нем делами, какая-то обстановка – и на всем не то чтобы пыль, но какое-то забвение и вместе с тем недавность. И еще снилось присутствие времени, а вернее то, что прошедший для комнаты день есть для меня очень долгий срок.
В ней происходили какие-то события, или я в ней с кем-то говорил. – Я проснулся и не мог вспомнить этой произошедшей сути, которая вот только сейчас кажется была. Я так и лежал в кровати, пытаясь вспомнить, что мне только что снилось. В темноте я вытащил из валявшегося рядом с кроватью рюкзака – с золотыми змейками – какую-то тетрадь и, не видя, а лишь только представляя слова, записал два четверостишия:
Сегодня приходила Смерть.
Ее ужасными очами
Была дарована мне твердь
Под плитами и кирпичами.
Чернил кровавых полный ковш,
Осколки призрачной бумаги…
Еще не знавший смерти нож
И крысы, полные отваги…
Правда, ради справедливости следует признать, что Смерти не было. И все это только отступление.
Я говорил, что сбитый демон, валявшись среди камней, все равно меня звал. Произошедшего ему показалось мало. Произошедшее ему не понравилось лишь потому, что Демон хотел себе подобного.
Разве с ним мое счастье могло долго просуществовать?! Все полетело в тартарары, несмотря на все мое желание этого избежать. Вокруг были люди, и я надеялся, что все вместе они сумеют меня отвлечь, занять собой мои мысли. Но всех их хватило ненадолго. Как только я оставался один, и стихали их голоса и взгляды, мое небо темнело.
Я стану писать с этого момента не останавливаясь – до самого окончания. У меня есть вечер и ночь. К утру все должно быть готово! В этом необходимость, которой я не могу пренебречь и которой не могу разъяснить. Для меня порою нет ничего, кроме этого «письма» и мыслей о том, что было и чего не было. Возможно, у кого-то будет расстройство по причине того, что остались самые сырые и протухшие куски. По ним переползают и прыгают с одного на другой мухи. Сплошная непотребность! И все же: тот, кто решил отведать мое блюдо, без них не насытится!
Шпиль виден далеко вниз по Проспекту, который широко тянется до самого Озера. Вокзал с часами и шпилем есть единое целое с площадью, по которой ездят теплые машины. Оставив позади вокзал и часы, и площадь с радужными летними клумбами, следует двинуться по Проспекту вниз, по одной из его сторон, и лучше по «четной». И если на следующем перекрестке свернуть влево и пройти еще немного, то улица, что как тень крадется параллельно Проспекту, приведет вас после получаса неспешного шага к двухэтажному розово-красному зданию с белыми колоннами, что держат треугольный фронтон. На фронтоне сияют четыре печатные буквы: «Б А Н Я». Место, способное обелить и избавить от запаха.
И уже здесь, напротив входа, под стриженными городскими деревьями через дорогу, прямо на газоне – выстроившись рядком и разложив на опрокинутых деревянных ящиках свой товар, в любую погоду будут стоять и сидеть торговцы вениками.
Само же банное действо может свершаться не более четырех раз в неделю: с четверга по воскресенье. Придя, например, во вторник, вы убедитесь, что таблички глухи, а двери неподатливы. А полное безлюдье вокруг поставит вас в неловкость, с которой отправитесь обратно, откуда пришли – ничего тут уж не поделать.
Я добрел туда в пятницу. Вместо того, чтобы быть на занятиях. Так мне захотелось: сходить в баню, в тепло, променяв на нее необходимость присутствовать при проверке и разборе вопросов очередного семинара, о котором я если и думал накануне, то лишь желая ему провалиться.
Взяв билет и чистую простыню, я сдал в гардероб верхнюю одежду, получив взамен от гардеробщика красный ярлычок с номером, и направился в общий раздевалочный зал с белыми прохладными стенами.
Здесь было множество пронумерованных «мест». – Громоздкие деревянные скамьи с высокими спинами тянулись вдоль стен, разделенные твердыми подлокотниками. Казалось, что по периметру зала и в его центре стоят плотно сомкнутые тяжелые кресла, напрочь лишенные хоть какого-то изящества и удобства. Исключительная практичность, похожая на конвейер. Места хватало, чтобы сесть и еще немного для вещей. Слева у головы, на каждой спинке был привинчен крюк, на который я повесил пакет. Ощущая неловкость, я стал раздеваться.