Дроздов спрыгнул в траншею хода сообщения и, пригнувшись, пошёл по нему к посту.
– Что так долго?! Тебя только за смертью посылать! … Что там на рубон?– в углу окопа полулежал на разостланной шинели Бедрицкий, крупный, но рыхлый уралец.
– Щи и каша рисовая.
– А третье?
– Кисель.
– Каши чего так мало? … Тебя всегда нажмут!
– Сам бы шёл!– беззлобно огрызнулся Дроздов и стал очищать полбуханки хлеба от попавшего на неё окопного мусора.
– Разве это жратва!– привычно запричитал Бедрицкий.– Сволочи … На смерть, гады, посылают, а ни мяса, ни свежатины, осень вон стоит, овощи, фрукты везде, а тут концентратами давят, воюй за них …
Дроздов не реагируя на скулёж напарника, начал хлебать ещё горячие щи. Ел не спеша – он оттягивал момент начала чтения письма, ибо не сомневался, что сильно расстроил мать, и она наверняка об этом написала. Но Бедрицкий всё же раздражал. Тоже деятель, разнылся, слушай тут его. Дроздов и сам бы с удовольствием поплакался, посетовал на свою разнесчастную судьбу, ему тоже здесь всё противно. И не столько кормёжка, "деды", прапор взводный, постоянные подкалывания контрактников, грязь, борьба со вшами, сны о тёплой бане … а в первую очередь, конечно, постоянная смертельная угроза, именуемая кем как: "духи", "чехи", "чёрные", "звери". Да и вся обстановка: ненависть местных жителей, беженцев, без труда читаемая во взглядах страшных старух, злых женщин, звероватых мальчишек … эти горы, каменистая, едва поддающаяся лому и кирке почва, сырой холод по ночам, после относительно тёплых дней. Здесь на юге, в этой горной степи, он мёрз так, как никогда не мёрз у себя в Пензе, не спасали ни бушлат, ни уже выданное зимнее бельё.
Тем не менее, простуда почему-то не приставала, то, на что так рассчитывал Бедрицкий, да и Дроздов не отказался бы улечься в санчасть, или ещё лучше в госпиталь во Владикавказе, где и прокантоваться как можно дольше. А там … там может, или война кончится, или ещё какая-нибудь лазейка откроется … только не сюда, не на передовую. Бедрицкий даже интересовался у фельдшера, что будет, если полежать на земле без бушлата. Дроздов предпочитал, чтобы всё произошло само собой, без нанесения серьёзного ущерба здоровью. Хотя кто знает, что здесь лучше, здоровье сберегать, или … жизнь. С другой стороны, солдат срочной службы старались под огонь не посылать. За всё время, что полк продвигался от границы с Ингушетией, потери были в основном у контрактников, восемь убитых и более двух десятков раненых. Из срочников погиб только один, да и то не в бою: связист наткнулся на противопехотную мину незамеченную сапёрами. Зато больных, "косящих" под больных и прочих "шлангов", под различными предлогами отправляемых в тыл имелось предостаточно. В общем, статистика пока была обнадёживающей.
Щи оказались недосолены, каша чуть тёплой, а кисель несладкий. Впрочем, Дроздов уже привык в Армии есть не получая удовольствия от пищи. Как-то, ещё в самом начале, так называемой, "контртеррористической операции" в полк приехал командующий группировкой, и, увидев, что солдат кормят перловкой, раскричался, пообещав разогнать всю тыловую службу. После того ни перловки, ни сечки, ни овсянки в рационе не стало, но и рис, и гречка, и пшёнка, приготовленные неумелыми полковыми поварами, теми же солдатами срочной службы, были не на много вкуснее.
– Не, так дальше жить нельзя,– Бедрицкий в сердцах бросил ложку, и она звонко стукнулась о дно котелка.– Тут если духи и не подстрелят, так желудок точно накроется. Когти надо рвать пока не поздно. Как думаешь?
Подобные разговоры напарник заводил не впервые и Дроздов отреагировал довольно вяло:
– Никак не думаю.
– У тебя, что кочан вместо головы?!
– А ты, что думаешь … в плен, что ли сдаться?!– вновь огрызнулся Дроздов, начиная мыть котелок, черпая воду из зелёного бачка-термоса.
– Ну, ты совсем дурной пацан … Этим разве можно сдаваться. Это если бы с американцами, или англичанами воевали,– мечтательно закатил глаза Бедрицкий.– Тем любо-дорого сдаться, у них в тюрьме лучше, чем у нас на воле. А этим зверям … ислам заставят принять, издеваться будут, нее. Я вот чего … слушай,– Бедрицкий понизил голос и опасливо обернулся, хотя ближайший пост находился метрах в трёхстах, и к ним даже по ходу сообщения невозможно подойти незамеченным.– Как думаешь, если в ладонь себе стрельнуть, это больно?