А сама я живу в старом городе, окруженная старыми людьми, и заботы-то у них какие-то старые.
Как-то вечером, когда все уже легли спать, я сидела в своей комнате и писала. Вдруг открылась дверь и я увидела Джона. Лицо его было очень печальным.
— А, Джон, как здоровье? — начала было я и тут же вспомнила об Ирване, ведь Джон был его самым близким другом.
Я увидела сверток в руках Джона, бумага уже пожелтела, загрязнилась.
— Я-то здоров, — выдохнул он. — Ати, я должен сказать тебе кое-что. Если бы это был не я, а кто-нибудь другой, ты могла бы не поверить, могла бы подумать, что над тобой зло шутят. Я хочу сказать тебе, что…
— Ирван?! — вырвалось у меня из груди.
— Да, три дня назад Ирван умер, — с трудом проговорил он, и лицо его еще больше помрачнело.
— А… — только и смогла произнести я. Но я не хотела показывать Джону свое горе. Я должна стойко перенести весть о смерти своего любимого, ведь он погиб как герой.
— Расскажи, как это случилось, — попросила я, а слезы ручьем текли у меня из глаз.
— Два месяца назад он был ранен в правую руку. Доктор Парно вылечил его, и Ирван снова мог сражаться. Но скоро его опять ранили, на этот раз в ногу, а тут, как назло, медикаменты подходили к концу. У Ирвана началась гангрена, ему становилось все хуже и хуже. Он написал тебе записку, но я потерял эту записку в бою. Я принес только книгу. Ирван ее очень любил, он просил передать ее тебе и Тутангу. Вот и все, о чем он просил меня. Он очень не хотел умирать.
Джон протянул сверток, опросил что-то о матери, но я уже ничего не слышала. Перед моими глазами был Ирван, мертвый, неподвижный Ирван, и рядом с ним доктор Парно, его друзья, собравшиеся проводить его в последний путь.
XIII
Я не слышала, как ушел Джон. Мать что-то говорила мне, но я не понимала ее. Я вообще не понимала, что со мной происходит. Я не волновалась так, когда совершалась революция, когда в город пришли голландцы. А сейчас как будто что-то надломилось во мне. Я плакала долго и горько.
— Плачь, плачь, доченька, легче будет, — говорила мать и гладила меня по голове.
«Неужели Тутанг и теперь скажет, что это новое испытание для моей любви», — думала я.
Джона, очевидно, заметили в городе. Через два дня ко мне пришли с обыском и забрали все мои письма. А меня предупредили, чтобы я больше не ввязывалась в «эти дела».
Моя мать, обычно такая смелая и энергичная, на этот раз перепугалась не на шутку.
— Ати, давай переедем к Тутангу, — попросила она.
Да я и сама, уже давно этого хотела. Испытание было для меня слишком тяжелым. Я больше не могла оставаться в этом городе.
XIV
Через три месяца я переехала к Тутангу и стала работать на новом месте. Наши взаимоотношения с Тутангом не изменились. Мы не стали друг другу ни ближе, ни дальше. Я была связана с ним по работе, мы вместе смотрели и обсуждали фильмы, вместе переводили книги. Правда, иногда в поведении Тутанга чувствовалась какая-то неловкость, скованность. Очевидно, все эти годы он не переставал любить меня.
И я хочу закончить свой рассказ тем же, с чего начала:
«Не знаю, почему я вышла замуж за Тутанга?» Ведь не проходит дня, чтобы я не вспомнила об Ирване. Иногда мне кажется, что я поступила опрометчиво, что мне не следовало выходить замуж за Тутанга. Ведь я любила Ирван а, любила только его одного.
А вчера вечером у меня была Марии, моя подруга. Она пришла посмотреть на нашего первенца и поздравить нас. Марни спросила, как мы назовем нашего мальчика. Я улыбнулась сквозь слезы и ответила: «Ирван». Нет, Тутанг не рассердился, когда я сказала это. Наоборот, мне кажется, он даже был доволен. Он стоял и весело улыбался.
Письмо с гор
I
Я люблю смотреть на закат солнца. Небо окрашивается в желтый цвет, на землю падают мягкие тени от листьев, и сами листья выглядят по-разному. Одни кажутся темно-зелеными, другие совсем светлыми и как бы просвечивают.
Косые лучи заходящего солнца освещают короткую, будто подстриженную, траву. Исти сидит в кресле под старым деревом в саду. Слабый ветерок слегка шевелит ее волосы, лицо усталое и немного сонное. Очевидно, Исти еще не успела принять вечерний душ.
На коленях у нее толстая книга в изрядно потрепанном переплете. Видно, хозяйка с ней не особенно церемонилась. В руках у Исти плохо заточенный красный карандаш, которым она что-то подчеркивает в книге и записывает себе в тетрадь. Ее длинные густые брови нахмурены.