Жизнь менялась прямо на ее глазах. Раньше все было тихо, спокойно, как в каком-то полусне, потом наступило пробуждение. И вот наконец все пришло в движение, начались такие события, что даже человеческая жизнь потеряла всякую цену. С помощью Хашима она могла теперь реально оценивать события, и она видела, как тяжело сейчас приходится людям. Сити понимала, что муж из сил выбивается, стремясь хоть немного облегчить участь людей, спасти их от голода. Ей было очень жалко мужа, и однажды она сказала ему:
— Шим, ведь таких, как ты, единицы, разве вы можете спасти всех, всю страну? Пусть люди сами ищут выход, бог поможет им.
Хашим нахмурился.
— Ти, немногие сейчас верят в бога. Есть даже такие, которые не только наступят на горло своему ближнему, но с удовольствием растопчут миллионы людей. Они уже сами себе богами кажутся. Ты посмотри, что делается у нас в стране, — все стало вверх дном. А бог твой смотрит на все это сверху и молчит. Ти, только мы, передовые люди, можем и должны восстановить справедливость.
Хашим теперь редко смеялся, становился все молчаливее. Он много читал. Его, видно, мучило что-то, и он старался отвлечься. Сити вечерами сидела рядом с ним и шила распашонки для будущего ребенка.
Как раз за неделю до провозглашения республики она родила девочку с маленькими пухлыми губками и таким же, как у Хашима, высоким лбом.
В этот день Хашим был снова весел, Сити устало улыбалась, а мамаша Сити даже всплакнула от радости. У всех у них как будто что-то отлегло от сердца, родилась новая любовь, любовь к этому крошечному человечку, лежащему на матраце.
А через неделю наступил исторический день — день провозглашения независимости. Все радовались. И больше всех Хашим. В этот день он вернулся домой поздно ночью.
— Ти, сегодня свершилось то, о чем мы мечтали, — сказал он.
Сити посмотрела на мужа. На его глазах блестели слезы радости, они как бы смыли следы всех невзгод, которые пришлось пережить Сити и ее мужу за последнее время. Сити взяла на руки дочь и сказала:
— Шим, помнишь наш разговор? Видно, бог не забыл нас, и вот мы снова свободные люди.
Хашим стал опять жизнерадостным, общительным. В их доме опять было много друзей. А вечерами они с Сити, как в прежние времена, подолгу беседовали.
Прошло еще немного времени, и Хашим вступил в армию и был назначен командиром. Он стал хорошим, настоящим воином. И дело не в том, что он всегда был опрятно одет, коротко пострижен и лицо его светилось радостью, — это был сознательный боец новой армии.
— Теперь я могу тебя отпустить, теперь у меня есть Хасти, — говорила с улыбкой Сити, когда Хашим, отправляясь на учения, целовал дочь и гладил жену по волосам.
Прошло два года, и в жизни Сити опять начались перемены.
— Ти, — сказал Хашим однажды утром, — возможно, сегодня я не вернусь домой. Но ты не беспокойся за меня. Помнишь, мы с тобой говорили: «Нужно идти на жертвы». Он поцеловал Хасти, погладил Сити по волосам и вышел.
Матушка Сити очень расстроилась, когда узнала, что Хашим уходит. Сити старалась успокоить мать, хотя сама очень тревожилась за мужа.
А через неделю в город пришли голландские солдаты. От Хашима не было никаких известий. Так они и жили втроем: Сити, мать и Хасти. Кругом — страдания, кровь, слезы. Первое время Сити просто места себе не находила. Но она все-таки сумела взять себя в руки. «Ничего, — повторяла она, — все будет хорошо, ведь без жертв нельзя».
Проходили месяцы, а Хашим все не появлялся, и однажды Сити сказала матери: «Мама, нам надо как-то зарабатывать на жизнь. Давай я снова займусь шитьем, как раньше».
Мать молча согласилась.
«Тяжело ей будет, — думала она. — И почему люди не могут жить спокойно и тихо? Вот хотя бы Хашим, где он теперь? Наверное, ушел в горы вместе со своими друзьями?.. И зачем им мучить себя? Оставались бы здесь и жили бы не хуже, чем раньше. Да, все в мире перевернулось, ничего не поймешь».
Но дочери она об этом не говорила — Сити стала в последнее время такой раздражительной, сердилась по пустякам. Иногда вдруг нахмурится, как, бывало, отец, голос дрожит, сама чуть не плачет. «Да вы, старики, ничего не понимаете!» Потом еще что-то говорит и все время повторяет слова «жертва», «принести в жертву». В такие минуты мамаша Сити обычно молчала. Слово «жертва», которое она так часто слышала от Хашима и его друзей, было ей непонятно. Правда, деревенский священнослужитель в проповедях тоже говорил о какой-то жертве, он рассказывал, как пророк Ибрагим хотел убить сына, чтобы принести его в жертву богу. Но почему это слово так часто повторяют Хашим и Сити, она не понимала.