Походные записки были небольшого размера, всего пара томов, их возили с собой на случай срочно узнать что-то важное о некоторых людях.
Констанс всегда находился в центре политических и религиозных событий, всегда старался располагать информацией об интригах, которые непрестанно затевались возле папского престола. К тому же он разительно отличался от своих собратьев: епископы ордена были все как на подбор, высокие и крепкие мужчины, ведь начинать приходилось с простых боевых братьев, тогда как Констанс – невысок и сухопар. Каким образом он поднялся до такого поста, оставалось загадкой, ведь представить его на могучем боевом скакуне не хватит воображения даже у самого искусного сказочника. Однако, несмотря ни на что, его преосвященство являлся главой со своей резиденцией в этом монастыре, официальным представителем командора, а так же его первым достойным доверия во многих вопросах ордена и церковной политики.
Пролистав необходимые документы, секретарь выяснил, что в юности у настоятеля и ныне покойной девицы Орман была связь, вследствие которой у нее родился сын. Девица померла родами, но она была горячо любимой младшей дочерью графини д`Эрнес, а та в свою очередь была любимой сестрой своего брата, нынешнего кардинала братьев адмонитианцев. Мальчика оставил при себе отец, и он в настоящее время тот служит в монастыре архивариусом.
Боклерк составил витиеватое послание, в коем намекал на возможные неприятности со стороны кардинала, если настоятель ордена надумает вскрыть послание, прибывшее от настоятельницы монастыря Святой Великомученицы Софии Костелийской. А так же аккуратно порекомендовал отправить письмо дальше, например кому-нибудь из епископов, находящихся в ауберге ордена, а еще лучше самому командору. Перечитав написанное, он убрал слова, содержащие явную угрозу, вдруг настоятель вздумает упереться, добавил еще пару размытых пожеланий о процветании, и переписал его набело. Утром нужно будет показать епископу, а после отправить с вестовым.
Зазвонили колокола, созывая на утреннюю службу. Секретарь убрал в небольшой, окованный железом переносной сундук походные записи, уложил туда же большую чернильницу-непроливайку и связку перьев. Закрыл его на висячий замок, а ключ повесил на отдельный шнурок на шее, и спрятал под сутану. Теперь можно было идти к его преосвященству, помогать собрать вещи. От бессонной ночи глаза покраснели, а ощущение было такое, что словно под веки песка насыпали. Чтобы взбодриться и скинуть сонливость, перед выходом лицо пришлось ополоснуть холодной водой. Хотя это мало помогло – спать все равно хотелось; а сегодня в путь. К тому же в повозке особо не выспишься: несмотря на мягкую внутреннюю обивку и неспешный ход, в ней здорово мотало из стороны в сторону. Пересаживаться на лошадь тоже не было смысла, с непривычки весь зад отбить можно. Но потакать усталому телу нельзя – дела превыше всего.
Самостоятельно сделать карьеру на церковном поприще Боклерк бы не смог, однако, поднимаясь совместно с его преосвященством по должностной лестнице, сумел достичь почти тех же высот. Оказавшись на службе у епископа, брат старался быть полезным, стремился стать его незаметным, но верным помощником, всегда готовым пожертвовать личными нуждами по первому требованию. Где бы он был, если б потворствовал своим слабостям? Так и мог остаться младшим подавальщиком старшего подметальщика, а не личным секретарем.
Еще раз окинув взором келью и проверив – все ли собрано, Боклерк поспешил в покои к его преосвященству. На пороге он столкнулся с братом-прислужником, выносившим ночной горшок, значит – епископ уже проснулся.
Констанс встретил секретаря в спальне, восседая за накрытым столом, только что подали завтрак. Трапеза была не по-монастырски богатой и радовала обилием мясных блюд.
– Доброе утро, ваше преосвященство! – поприветствовал Боклерк, кладя на край стола пару исписанных листов. Епископ, не отрываясь от еды, вопросительно изогнул бровь, и брат поспешил пояснить: – Это вариант письма для настоятеля Жофруа, – епископ сделал знак рукой – читай, секретарь вновь взяв листы, и начал.