Под конец беседы я украдкой попробовала старательно навяливаемый мне напиток, вино было неимоверно сладким и одновременно терпким, что отбивало все послевкусие, оставляя во рту вяжущий ком. Именно в такие, да еще в несусветную кислятину подмешивают всякую гадость. Я так и не поняла, что же именно туда добавили, но некоторые компоненты узнала. Пара глотков и я бы выболтала все свои самые сберегаемые тайны, даже если бы мне не задавали ни каких вопросов.
Из кабинета его преосвященства я выбралась на деревянных ногах и с чугунной головой, а шага через три я наткнулась на моего провожатого. Интересно он здесь все время стоял или как? Хотя нет, не похоже, вон как дышит. Значит, его позвали. Ай да епископ – старый хитрый лис! Н-да, по ордену побродить не удастся. А как бы было удобно – 'я неместная, заблудилась, а что это вы здесь делаете?'. Не получится! А жаль… С меня ведь тоже спрашивать будут, чего, мол, видела, что узнала.
– Ну и куда теперь? – спрашиваю у послушника. Он удивленно хлопает глазами и выдавливает.
– А разве вы не хотите отдохнуть у себя в келье с дороги? Разве у вас глаза не слипаются?
Та-ак! А это еще что за новости?! Да что же такое происходит!!!
– А что, должны? – отвечаю я вопросом на вопрос. Мальчишка молчит, отчаянно мотнув головой из стороны в сторону. Прижать его что ли? Да нет, опасно. Знать он ничего не знает, а вот рассказать об этом – расскажет. – Вот что, дружок, проводи-ка меня на конюшню.
– Зачем? – подозрительно спрашивает тот.
– Затем! Я хочу посмотреть как там мой верный друг.
– Какой друг? – у него что, приступ тупости?
– Конь!
– А-а. Ну, я не знаю, мне того…
– Занят, что ли? Так ничего, я сама схожу…
– Нет, нет, я провожу, – затараторил тут же он. Х-м! Видно приказали с меня глаз не спускать.
И мы пошли. Ну, расстояния тут у них! И с чего бы это? Вроде и монастырь не настолько уж гигантский, а как идти, так битый час. Похоже, меня специально ведут дальней дорогой, по периметру, чтобы успеть доложить начальству, куда мы направляемся. Ох чую, что-то здесь затевается… Ладно, душа моя, задницу в кучку, и будь наготове.
На конюшне меня ждала еще одна весьма неприятная картина. Мой жеребец громогласно ржал, и, вставая на дыбы, молотил копытами воздух. Один из конюхов привалился к стене и держался за грудь, а другой – здоровый детина в кузнечном фартуке, боязливо жался к перегородке.
– А ну, стоять! – гаркнула я во всю мощь легких. Кузнец вздрогнул и дернулся. Конь же, наоборот, чуть успокоился, услышав знакомый голос, но все же продолжал прижимать уши к голове и скалить зубы. – Что здесь творится?!
– Бесовская скотина! – сплюнул кузнец. – Расковался он у тебя, красавица, но никого к себе не подпускает!
– Да-а? А на какую ногу?
– Ну, так это… На правую, только не подпускает он к себе…
Ой, заливает он мне! Я на подступах к монастырю подкову заднюю левую меняла, остальные же проверяла, и точно могу сказать, что все было в порядке. – И что? Тебе то, какое дело, твой конь что ли?
– Дык, непорядок это… – как-то неуверенно протянул мужик. – Перековать бы полностью надо… – и снова потянулся к узде. Жеребец захрипел и взвился на дыбы. Кузнец отшатнулся. – Вот бестия!
– Пятый! Стоять! – рявкнула я снова. Конь рухнул двумя копытами на пол. Конюшня содрогнулась. – Слушай, малый, меня внимательно! – обратилась я к кузнецу. – Если еще раз подойдешь к коню, пеняй на себя! Он у меня дурной, никого не подпускает, и если зашибет – не моя забота. А сотворишь что-нибудь с ним, будешь иметь дело со мной, а потом и Господом Богом, но уже там, на небе! Ясно?! – под конец я практически орала, тыкая пальцем в потолок.
– Дык мне… – проблеял мужик.
Но я уже не слушала никого. Подошла к жеребцу, тот как послушная собака ткнулся мне мордой в руку, ища ласки и поощрения. Я похлопала его по носу, потрепала по шее.