Море тревожно заворочалось и проснулось. Несколько волн побежало от подводной лодки к берегу и ударилось о камни у Алькиных ног. Мальчик почувствовал слабость в коленках. В голове у него промелькнули страшные догадки. И ему хотелось на всякий случай задать стрекача. Но любопытство оказалось сильнее осторожности. Алька продолжал стоять на месте и наблюдал, что будет дальше. Он даже наклонился и поднял с земли старую винтовку: пусть она не думает, что он перетрусил.
А тем временем на палубу подводной лодки, напоминающую спину кита, из боевой рубки один за другим выпрыгнули пять моряков. Они размахивали руками, словно боялись потерять равновесие и упасть в море. Потом из рубки полез мягкий зеленый предмет, который оказался надувной резиновой шлюпкой. Моряки спустили ее на воду и стали садиться. Их руки, расставленные в стороны, напоминали крылья птиц.
Алька с опаской наблюдал за тем, что происходило в море. Матросы сели за весла. Четверо гребли, а пятый сидел на корме и хриплым голосом командовал:
— И-раз! И-раз! И-раз!..
Когда шлюпка приблизилась к берегу, хриплый голос скомандовал:
— Суши весла!
Моряки сразу перестали грести. Подняли короткие весла.
Алька стоял в стороне от того места, где мягкий резиновый нос шлюпки уткнулся в песок. Он прижал к себе ржавую винтовку, а глаза его стали такими большими, словно хотели вместить и подводную лодку, и пятерых матросов, и пустынный берег, на котором сейчас должны были развернуться какие-то таинственные события.
Моряки побросали весла и, подхватив ящики защитного цвета, побежали в сторону степи. Только один остался при лодке: тот самый, который подавал команду, а сам не греб. Он сел на камень и закурил.
Некоторое время Алька переминался с ноги на ногу, не зная, что ему делать. Но какая-то сила так и подталкивала его вперед, и Алька, осторожно переставляя ноги, направился к моряку с подводной лодки. Он изо всех сил старался не производить шума, но тут море совсем некстати начало грызть сухарь — не могло подождать немного! — и моряк неторопливо оглянулся.
Он увидел худенького мальчишку, который с трудом нес большую ржавую винтовку.
— Это что еще за аника-воин? — с усмешкой спросил он, разглядывая Альку.
Алька молчал.
Он остановился перед моряком и рассматривал его большими любопытными глазами. Моряк был в летах. Его морщинистое лицо было покрыто тем вечным морским загаром, который не проходит даже зимой. Плотный стоячий воротник кителя подходил под самый подбородок, а фуражка была надвинута на глаза. Острый козырек бросал на лицо тень. Фуражка молодила моряка. На плечах у него были погоны мичмана.
Алька рассматривал мичмана, а старый моряк смотрел на Альку, потом перевел взгляд на винтовку и протянул к ней руку, словно хотел поздороваться с ней.
— Что это у тебя за оружие? Дай-ка сюда, — сказал он.
Алька послушно отдал ему старую винтовку.
В руках моряка старая винтовка сразу ожила, помолодела. Из тяжелой и неповоротливой она стала легкой и подвижной. Моряк подбрасывал ее, хлопал по прикладу и пытался сдвинуть с места ржавый затвор. Казалось, что мичман и старая винтовка давно знают друг друга и рады встрече. Наверное, и в самом деле, когда винтовка стреляла, мичман был молодым. А теперь лицо у него в морщинках, а виски совсем седые. Он старый солдат.
Альке стало очень жалко винтовку, словно, после того как она попала в руки старого солдата, к ней что-то прибавилось и она стала для Альки дороже.
Окончив осмотр, мичман положил оружие на колени и стал поглаживать рукой приклад. Он делал это не глядя. И вдруг его сухая ладонь на что-то наткнулась, что-то обнаружила, потому что мичман торопливо полез в боковой карман кителя и достал оттуда очки.
Если лихая морская фуражка молодила его, то в очках мичман сразу стал казаться старым. И Алька заметил, что руки у него слегка дрожат. Моряк склонился над прикладом и стал внимательно разглядывать его сквозь очки. Он совсем забыл об Альке. Неожиданно мичман поднял глаза и, глядя поверх очков на мальчика, сказал:
— Подойди ближе. Смотри.
Алька посмотрел на приклад и ничего не увидел. Может быть, то, что нужно было увидеть, можно разглядеть только сквозь очки?
— Что-нибудь написано? — поинтересовался Алька.
Вместо ответа мичман взял Алькину руку и провел ею по ребру приклада.
— Чувствуешь зазубрины?
— Чувствую.
— Здесь восемь зарубок. Можешь пересчитать. Это значит восемь убитых фашистов. Понял?
Алька утвердительно кивнул головой. Но он покривил душой. Он ничего не понял. Просто в его голове мелькнула догадка: наверно, эта винтовка когда-то принадлежала мичману, раз ему известно, сколько фашистов она убила. Тогда Алька спросил:
— А если оттереть всю ржавчину, она выстрелит?
Мичман снова взглянул на винтовку.
— Курок взведен, — сказал он, — значит, винтовка заряжена. В ней есть патрон. А ты что с ней собираешься делать?
Алька поморщился. Ему было стыдно признаваться мичману, что он собирается бросить винтовку в море. Он вздохнул и тихо пробормотал:
— Топить. Мать велела…
Видимо, ответ не понравился мичману. Он недовольно посмотрел на Альку.
— Разве оружие можно топить! — проговорил он хрипловатым голосом. — Это винтовка.
Алька был согласен с мичманом, но попытался оправдать поступок, который ему предстояло совершить. Он сказал:
— Так ее уже кто-то топил…
Мичман не дал ему договорить.
— Что значит «топил»? — вспыхнул мичман, и голос его был сердитым. — Это оружие выронил из рук мертвый боец или матрос. Может быть, он вместе с винтовкой пошел ко дну… А может быть, был ранен. Только он был героем. Видишь, сколько фашистов он уложил? Пересчитай!
Мичман замолчал и еще раз провел ладонью по зазубринам на прикладе.
Море молчало. Казалось, оно вместе с Алькой внимательно слушает каждое слово старого солдата — мичмана. И он говорил правду, потому что, если бы это было не так, море загремело бы бурей. Ведь оно тоже было в те дни. Оно тоже старый солдат.
Алька опустил голову. Он не знал, что ему теперь делать с винтовкой. Может быть, взвалить ее на плечо и уйти туда, где не заставляют бросать старое оружие? Но расстаться с винтовкой героя было уже свыше его сил.
Мичман посмотрел на часы и вдруг резким движением сорвал с носа очки. Он сразу стал молодым и холодным.
— Сейчас начнется, — сказал он. — Ты не боишься стрельбы?
Алька не успел ответить. Где-то за горизонтом по небу прошел тревожный всполох. И сразу, как морские валы, оттуда покатились чугунные раскаты артиллерийских залпов.
Альке хотелось прижаться к мичману. Но он сдержался и только спросил:
— Война началась?
Мичман не расслышал Алькиного вопроса. Всполохи над горизонтом возникали все чаще. И чугунный гром уже гудел без умолку. А море было спокойным. И мичман был спокоен. И Алька больше не спрашивал, началась ли война.
Потом мичман растолковал Альке, что там, за горизонтом, стоит боевой корабль, не видимый с берега. Это он ведет огонь. И это его невидимые снаряды с железным пением пролетают над головами Альки и мичмана и рвутся где-то далеко на полигоне. И что четыре моряка, которых подводная лодка выбросила вместе с мичманом на берег, — корпост корабля Это кор-пост сообщает кораблю, куда ложатся его снаряды, потому что сам корабль за горизонтом и ему ничего не видно.
Стрельба стихла так же неожиданно, как и началась Погасли всполохи, и невидимый корабль перестал стрелять. Мичман посмотрел на Альку: глаза мальчика горели, он не боялся корабельной артиллерии. А к морю со стороны берега уже бежали моряки — корпост, выброшенный с подводной лодки.
— Порядок? — крикнул им навстречу мичман.
— Порядок! — ответил корпост.