У тех, которых я знал — а их было не так много — всегда имелось наготове несколько слов о своем супруге — либо восхвалений, либо упреков. Большинство из них отзывались о своих мужьях с терпеливым снисхождением к их слабостям. Некоторые непрерывно расточали комплименты и не желали выслушать ни единого слова критики в адрес своего любимого мужчины, а некоторые, преисполненные разочарований самки, позволяли себе едкие намеки, предназначенные для одной пары ушей, но очевидные для всех, — жалящие выпады в борьбе полов. Но со стороны Кэтрин Халстед не доносилось ни единого звука. Она просто не говорила про него совсем. Это было неестественно.
Из-за того, что Фаллон и Халстед отсутствовали большую часть дня, мы много времени проводили вместе. Лагерный повар и его помощник нам совершенно не мешали; они готовили пищу, мыли посуду, чинили электрогенератор, когда он ломался, а остальное время проигрывали друг другу свое жалованье в карты. Так что Кэтрин и я были предоставлены самим себе в течение всего долгого жаркого дня. Вскоре я начал быстро справляться с проявлением пленки, и у меня появилось много свободного времени, в связи с чем возникла мысль провести совместное исследование постройки майя.
— Мы можем сделать эпохальное открытие, — сказал я шутливо. — Давай очистим здание от растительности. Фаллон одобрил эту идею.
Она улыбнулась при мысли, что мы можем найти нечто важное, но согласилась с моим предложением, так что, вооружившись мачете, мы отправились к сеноту, чтобы вступить в борьбу с растительностью.
Я был удивлен, увидав, как хорошо сохранилось здание под своим защитным покровом. Слагающие его известняковые блоки были аккуратно обтесаны до нужной формы и выложены искусной кладкой. В стене, расположенной ближе к сеноту, мы обнаружили дверной проем с рельефной аркой и, заглянув внутрь, не обнаружили ничего, кроме темноты и сердитого жужжания потревоженных ос.
Я сказал:
— Не думаю, что нам стоит соваться туда прямо сейчас; нынешним обитателям это может не понравиться.
Мы отступили назад на прогалину, и я посмотрел на себя. Это оказалось тяжелой работой — срезать побеги растений со стен здания. Я сильно вспотел, и частички земли, смешавшись с потом, превратились в грязь, покрыв мою грудь темными разводами. Я выглядел ужасно.
— Я хочу искупаться в сеноте, — сказал я. — Мне необходимо освежиться.
— Прекрасная идея! — воскликнула она. — Я схожу за своим купальным костюмом.
Я усмехнулся.
— Мне он не понадобится — эти шорты вполне его заменят.
Она направилась к домикам, а я подошел к сеноту и посмотрел вниз на черную воду. Я не мог разглядеть дна, и оно могло находиться на любой глубине, начиная от шести дюймов, поэтому я решил, что нырять здесь не стоит. Я спустился вниз по ступенькам, медленно окунулся в воду и нашел ее освежающе холодной. Поболтав ногами, я не смог достать дна, поэтому нырнул и поплыл вниз, чтобы взглянуть на него. Я опустился до глубины примерно в тридцать футов, а дна все не было. Здесь царил непроглядный мрак, и я хорошо представил себе условия, в которых мне придется совершать погружения для Фаллона. Я позволил себе медленно всплыть, выпуская изо рта пузырьки воздуха, и снова вернулся к солнечному свету.
— А я думала, куда ты запропастился? — сказала Кэтри, и, посмотрев вверх, я увидел ее темный силуэт на фоне солнца, застывший у края сенота в пятнадцати футах над моей головой. — Там достаточно глубоко, чтобы нырнуть?
— Слишком глубоко, — ответил я. — Я не смог достать дна.
— Прекрасно! — воскликнула она и совершила чистый прыжок. Я медленно поплыл вдоль края сенота и уже начал беспокоиться из-за того, что ее так долго не видно, когда внезапно почувствовал, что меня тянут за лодыжки, и скрылся под водой.
Смеясь, мы вынырнули на поверхность, и она сказала:
— Это тебе за то, что ты утопил меня в бассейне Фаллона. — Она обрызгала меня, ударив по воде ладонью, и в течение двух или трех минут мы плескались, как дети, пока наконец, задохнувшись, не были вынуждены остановиться. Потом мы просто медленно плавали по кругу, наслаждаясь контрастом между холодом воды и жаркими лучами солнца.
Она спросила лениво:
— Как там внизу?
— Где внизу?
— На дне этого водоема.
— Я не достал дна, хотя, впрочем, не опускался слишком глубоко. Там смертельный холод.
— Ты не боишься встретить Чака?
— А он живет там внизу?
— У него есть дворец на дне каждого сенота. Обычно в сенот бросали девушек, и те опускались вниз, чтобы встретиться с ним. Некоторые из них возвращались и рассказывали потом удивительные истории.
— А что случалось с теми, кто не возвращался?
— Чак оставлял их себе. Иногда он оставлял их всех, отчего люди пугались и наказывали сенот. Они бросали в него камни и заколачивали его досками. Но ни одной из девушек это не помогло вернуться.
— Тогда тебе стоит быть осторожней, — сказал я.
Она обрызгала меня водой.
— Я уже совсем не девушка.
Я подплыл к ступенькам.
— Вертолет должен скоро вернуться. Нужно будет проявить очередную партию пленки.
Я забрался до половины подъема и остановился, чтобы дать ей руку.
Наверху она предложила мне полотенце, но я покачал головой.
— Я и так быстро высохну на солнце.
— Как хочешь, — сказала она. — Но это не слишком хорошо для твоих волос.
Она постелила полотенце на землю, села на него и принялась вытирать волосы другим полотенцем.
Я присел рядом с ней и начал бросать камешки в сенот.
— Что ты на самом деле делаешь здесь, Джемми? — спросила она.
— Будь я проклят, если знаю сам, — признался я. — Просто когда-то мне показалось, что это неплохая идея.
Она улыбнулась.
— Здесь все немного не так, как в твоем Девоне, не правда ли? Ты не хотел бы оказаться снова дома — на своей ферме Хентри? Кстати, в Девоне вы всегда делаете сено из деревьев?[2]
— Это означает вовсе не то, что ты думаешь. На местном диалекте этим словом называют живую изгородь или ограду. — Я бросил еще один камешек в водоем. — Как ты думаешь, это не побеспокоит Чака?
— Возможно, так что я не стала бы делать это слишком часто — особенно если тебе предстоит нырять в сенот. Проклятие! Я не взяла с собой сигареты.
Я поднялся на ноги и нашел свою пачку там, где ее оставил, после чего некоторое время мы сидели и молча курили. Она сказала:
— Я не резвилась так в воде уже много лет.
— С тех беззаботных дней на Багамах? — спросил я.
— С тех самых дней.
— Это тогда ты встретила Поля?
После короткой паузы она ответила:
— Нет, я встретила Поля в Нью-Йорке. — Она слабо улыбнулась. — Он не относится к тому типу публики, которую можно повстречать на пляжах Багамских островов.
Я молча согласился; было невозможно отождествить его с рекламой беззаботного отдыха, распространяемой туристическими агентствами, — белозубая улыбка, солнечные очки и бронзовый загар. Я копнул глубже, но сделал это не напрямую.
— Чем ты занималась до того, как повстречала его?
Она выпустила облачко дыма.
— Ничего особенного, я работала в маленьком колледже в Виргинии.
— Школьная учительница! — воскликнул я с удивлением.
Она засмеялась.
— Нет — просто секретарша. Мой отец преподавал в том же самом колледже.
— Я и подумал, что ты не похожа на школьную мадам. Что преподавал твой отец? Археологию?
— Историю. Не воображай, что я проводила все свое время на Багамах. Это был очень короткий эпизод — большего себе не позволишь на жалованье секретарши. Я копила на этот отпуск в течение долгого времени.
Я спросил:
— Когда ты встретила Поля — до того, как он начал свои исследования, связанные с Виверо, или после?
— Это было до того — я была с ним, когда он нашел письмо Виверо.
— Вы тогда уже были женаты?
— Шел наш медовый месяц, — сказала она просто. — Хотя Поль продолжал работать и в медовый месяц.
— Он многому научил тебя в археологии?