Она пожала плечами.
— Он не очень хороший учитель, но я набралась всего понемногу. Я пытаюсь помогать ему в работе — я считаю, что жена должна помогать своему мужу.
— Что ты думаешь о деле Виверо — о всей этой авантюре?
Некоторое время она молчала, а затем призналась искренне:
— Она мне не нравится, Джемми; в этой истории мне ничего не нравится. У Поля она превратилась в навязчивую идею — и не только у него. Посмотри на Фаллона. Посмотри как следует на себя!
— А что со мной?
Она отбросила свою сигарету, не докурив ее и до половины.
— Тебе не кажется смешным то, что ты бросил свою мирную жизнь в Англии и забрался в эти дебри только потому, что какой-то испанец четыреста лет назад написал письмо? Слишком много судеб оказалось покорежено, Джемми.
Я сказал осторожно:
— Не могу сказать, что у меня это превратилось в навязчивую идею. Мне полностью плевать на Виверо и Уашуанок. Мои мотивы совсем другие. Но ты сказала, что Поль воспринимает это слишком болезненно. Как это проявляется?
Она нервно теребила кончик полотенца, лежащего у нее на коленях.
— Ты видел его. Он не может думать или говорить о чем-нибудь еще. Он сильно изменился; это не тот человек, которого я знала, когда выходила замуж. И он борется не только с Кинтана Роо — он борется еще и с Фаллоном.
Я коротко заметил:
— Если бы не Фаллон, то его сейчас бы здесь не было.
— И это тоже часть того, с чем он борется, — сказала она пылко. — Как он может соревноваться с репутацией Фаллона, используя его деньги и ресурсы? Это сводит его с ума.
— Я не знал, что здесь проходят какие-то соревнования. — Ты думаешь, что Фаллон отнимет у него часть заслуженной славы?
— Он это делал раньше — почему бы ему не сделать это снова? Ведь на самом деле это по вине Фаллона Поль находится в таком ужасном состоянии.
Я вздохнул. Пат Харрис оказался совершенно прав. Кэтрин ничего не знала о плохой репутации Халстеда в своей профессии. Человек, работающий в рекламной компании, изложил бы это так: «Даже самые лучшие друзья ничего ей не сказали!» В течение какого-то мгновения я был готов поведать ей все о расследовании, проведенном Патом Харрисом, но затем решил, что рассказывать женщине о том, что ее муж лжец и мошенник, определенно не лучший способ приобретать друзей и оказывать на людей влияние. Она, мягко говоря, сильно расстроится и, вероятно, все расскажет Халстеду, а то, что способен сделать Халстед в своем нынешнем состоянии ума, могло оказаться весьма опасным.
Я сказал:
— Послушай, Кэтрин, если Халстед имеет навязчивую идею, то Фаллон здесь ни при чем. Я думаю, что Фаллон безукоризненно честен и отдаст Полю всю славу, которую тот заслужит. Уверяю тебя, это просто мое личное мнение.
— Ты не знаешь, что этот человек сделал с Полем, — сказала она мрачно.
— Может быть, он получил это заслуженно, — сказал я жестоко. — Любому человеку не просто работать с ним. Я не в восторге от той позиции, которую он занимает по отношению ко мне, и если это будет продолжаться, то он скоро получит по уху.
— Несправедливо так говорить, — выпалила она.
— Что здесь несправедливого? Ты попросилась в эту экспедицию на том условии, что будешь держать его под контролем. Так делай это, или я возьму контроль в свои руки.
Она вскочила на ноги.
— Ты тоже против него. Ты на стороне Фаллона.
— Я не принимаю ни чьей стороны, — сказал я устало. — Мне просто до смерти надоело наблюдать за научными исследованиями, к которым относятся так, словно это спортивное соревнование — или война. И могу тебя заверить, что, какую бы позицию я ни занимал, Фаллон не пытался перетянуть меня на свою сторону.
— Ему этого не нужно, — сказала она злобно. — Он уже на вершине.
— На вершине чего, черт возьми? Фаллон и Поль находятся здесь, чтобы выполнить одну и ту же работу, и я не понимаю, почему бы Полю не подождать спокойно ее результатов?
— Потому что Фаллон… — Она остановилась. — Ох, какой смысл об этом говорить? Ты все равно не поймешь.
— Это точно, — сказал я саркастично. — Я настолько туп, что не могу сложить два и два вместе. Не будь такой чертовски высокомерной.
Говорят, что некоторые женщины в гневе становятся еще прекраснее, но, по-моему, это миф, сложенный о женщинах, сердитых по своей природе. Кэтрин была разгневана, и она выглядела ужасно. Одним быстрым движением она подняла руку и ударила меня — достаточно сильно. Должно быть, в свое время она много играла в теннис, поскольку взмах ее ладони заставил меня пошатнуться.
Я посмотрел ей в глаза.
— Разумеется, это разрешит все проблемы, — сказал я спокойно. — Кэтрин, я ценю преданность в женах, но ты не просто преданна — тебе промыли мозги.
Тут воздух внезапно задрожал, и затем из-за верхушек деревьев с ревом вынырнул вертолет и пролетел над нами. Посмотрев вверх, я увидел, как Поль Халстед повернул голову, чтобы не потерять нас из виду.
Глава 7
1
Каждые три дня большой вертолет доставлял нам бочки с горючим для дизельного электрогенератора и баллоны с газом для кухни, когда это было необходимо. Он также привозил с собой почту, которую пересылали нам из Мехико на реактивном самолете Фаллона, так что я мог поддерживать контакт с Англией. Монт написал мне, что утверждение завещания прошло без всяких осложнений и что Джек Эджекомб наконец загорелся огнем энтузиазма по поводу нового плана ведения хозяйства на ферме. Он принялся за дело, не обращая внимания на едкие комментарии соседей, и мы были вправе рассчитывать на хороший результат.
Чтение этих писем из Девона в удушливой жаре в самом центре Кинтана Роо вызывало у меня острый приступ ностальгии, и снова и снова я возвращался к мысли насчет того, не пора ли мне закончить. Это было не мое дело, и из-за того, что теперь отношения между мной и Кэтрин стали вежливо-холодными, я чувствовал себя здесь еще более ненужным, чем раньше.
В тот день, когда мы поссорились, из домика Халстедов поздно вечером доносились громкие голоса, и на следующее утро Кэтрин появилась к завтраку в рубашке с высоким воротником. Он был недостаточно высок, чтобы скрыть синяк на ее шее, и я почувствовал странное напряжение в нижней части живота. Но то, как муж и жена улаживают свои семейные дела, не имело ко мне никакого отношения, поэтому я оставил все как есть. Кэтрин, со своей стороны, подчеркнуто игнорировала меня, но Халстед совсем не изменился — он по-прежнему вел себя как ублюдок.
Я уже был готов от всего отказаться, когда Фаллон показал мне письмо от Пата Харриса, в котором содержались новости о Гатте. «Джек совершает поездку по Юкатану, — писал он. — Он побывал в Мериде, Валладолиде и Виджио Чико, а теперь он находится в Фелипе Карилло Пуэрто. По-видимому, он ищет чего-то или кого-то, поскольку он встречается с весьма странными личностями. Так как Джек Гатт предпочитает проводить свое свободное время в Майами или Лас Вегасе, то я думаю, что это деловая поездка — и дело несомненно важное. У него нет привычки потеть, когда в этом нет необходимости, так что дело, которым он занят, должно иметь для него большое значение».
— Фелипе Карилло Пуэрто раньше назывался Чан Санта Круз, — сказал Фаллон. — Это был центр восстания майя, столица непокорных индейцев. Мексиканское правительство сменило название города после того, как одержало верх над повстанцами в 1935 году. Он не так далеко отсюда — не более пятидесяти миль.
— Очевидно, Гатт что-то затевает, — сказал я.
— Да, — задумчиво согласился Фаллон. — Но что? Я не могу понять мотивов этого человека.
— Я могу, — заявил я и выложил свои соображения на суд Фаллона — золото, золото и еще раз золото. — Есть ли здесь золото на самом деле — не имеет значения до тех пор, пока Гатт считает, что это так. — Я задумался на минуту. — Вы как-то показывали мне тарелку работы майя. Сколько стоит золото, которое в ней содержится?
— Не слишком много, — сказал он насмешливо. — Может быть, долларов пятьдесят — шестьдесят.