Снег искрился под солнцем, настильно кидающим на сугробы пятна желтого света сквозь кроны. Макбет поспешно набросил на Коля доху — тот досадливо поморщился.
— Квелый я стал…
— Ничего нет удивительного.
Макбет спустился с крыльца, слепил снежок.
— Люблю снег, — сообщил он, поворачивая к Колю радостно сморщенное, застенчивое лицо.
— Эскимосские радости, — проворчал Коль, хотя в бытность свою живым и сам любил снег. Почему я так сказал, подумал он. Почему неправду сказал, ведь даже не хотел, само вылетело?.. Он задрал лицо к пронзительно синему небу.
— Погода замечательная. Ты надолго сюда, Мак?
— Как выйдет… — ответил Макбет и, широко размахнувшись, неумело, как-то по-девичьи, швырнул снежок в одну из сосен. Промазал, попал в лапу — с нее беззвучно хлынула белоснежная лавина и, разваливаясь в стоячем студеном воздухе, глухо ахнула оземь. Освобожденная лапа вздернулась вверх и затрепетала, стряхивая остатки снега с густых игл.
Коль осторожно опустился — сердце заходилось и чуть темнело в глазах. Постоял, выравнивая дыхание, затем медленно нагнулся, зачерпнул горсть снега. Стал катать по ладоням — ладони быстро стыли, как у настоящего старика. Крови-то совсем не осталось… Пользуясь тем, что Макбет не видит, тщательно прицелился, бросил в ту же сосну. Попал Маку в затылок. Тот резко обернулся, изумленно засмеявшись; заломил руку, выковыривая снег из-за шиворота.
— Прости, — сказал Коль, скрипнув зубами.
— Какая точность! А говоришь — квелый!
— Ты что, издеваешься? Я же в дерево кидал!
Так и стояли. Потом, глубоко проваливаясь в светящийся снег, Макбет подошел к своему скорди. Скорди был маленький, яркий, точеный.
— Не улечу я никуда, — буркнул Коль.
— Самое тебе время бы на юг податься, — отозвался Макбет, не оборачиваясь. Гладил и ласкал машину, как любимую лошадь. — Ориуэла — это в Испании. Там еще купаются…
— Скорди она подарила?
Макбет опустил голову.
— Это ничего не значит, — ответил он глухо. — Сейчас легко делать подарки. Раньше… подарил, скажем, машину — ого! Теперь ценно лишь то, что сам сделал. Книга, открытие… Картина…
— Зазяб я, — проговорил Коль.
— А? Да, конечно, прости. Пошли внутрь, хватит на первый раз. Да и обедать пора.
Он быстро сготовил еду. Сели обедать.
— Ты обо мне не думай, — говорил Коль, дожевывая. — Приехал по лесу бродить — броди. Лыжи есть, в сарае стоят. Рук на себя накладывать я не намерен — понимаю, как тебе было бы обидно: первый пациент взял да и зарезался. И я вокруг скита поброжу…
— Я с тобой?
— Не стоит, Мак. Вырежь мне только тросточку под руку — и порядок.
Макбет с готовностью встал из-за стола, на ходу вытаскивая из кармана нож. Трость была готова через десять минут — суковатая, пахнущая снегом и смолою, — любому лесовику впору.
— Больше не нужен?
— Да нет пока. Спасибочки…
— Я тогда пойду к речушке пробегусь. Найду ли через полгода, интересно.
— Лети, милок, только не заблудись.
Интересно, как он воспринимает такое вот предостережение, ведь в душе я совершенно не беспокоюсь, что он заблудится. Автоматически вылетающая фраза заботы без эмоционального наполнения. Чувствует боль?
Ладно. Кто-то должен был умереть — я или мой стыд.
Слышно было, как, надевая широкие снегоступы, Макбет что-то поет себе под нос. Потом голос его стал удаляться. Пропал.
Коль открыл шкаф. Достал мундир. Встряхнул — звякнула медаль. Кажется, не заплесневел.
Переоделся. Руки едва слушались, но слушались все же. И на том спасибо. Сверху натянул доху. Вышел на крыльцо. С силой припадая на трость, увязая в снегу, подошел к своему скорди. Натужно сдвинул горб снега с колпака. Чуть задыхаясь, проговорил:
— Здорово, служивый.
— Так что, ваше высокоблагородие, — ответствовал скорди, — здравия желаем на многие лета.
Коль качнул головой:
— Не помер я, вишь. — Моими молитвами едино. — Это они тебя приставили хамить и черт-те каким языком изъясняться?
Скорди помедлил.
— Они.
Коль опять качнул головой. Усмехнулся печально:
— Вот дурачки… И этого ты сюда звал?
— Никак нет, сами изволили.
— Открой-ка мне.
Фонарь легко откинулся назад. Коль с трудом перевалил дряблое тело в кабину. Вскарабкался на сиденье, сгорбился под своей дохой, уложив трость на колени.
— Во какой я стал, — прохрипел он, тяжело дыша. — Потеха, а?
— Не вижу ничего смешного.
— На старика похож?
— Похож.
— Куда такому за девками гоняться?
Скорди хмыкнул.
— Любви все возрасты покорны, — авторитетно произнес он.
— Философ… Ладно. На Ориуэлу дорогу знаешь?
— Я все дороги знаю.
Коль посидел немного.
— Макбет!! — закричал он потом, старчески надсаживаясь.
Через несколько секунд Макбет выступил из-за сосны.
— Вот знал, что не ушел ты никуда. Спрятался и ждешь результатов.
— Становишься телепатом, — улыбнулся Макбет.
— Так как там с ловушками, мальчик? Все в порядке?
Макбет помолчал, потом ответил:
— Все в полном порядке, Коль.
— Ну и славненько… Теперь вот еще что. Понимаю: выгляжу как неблагодарная скотина, но… раз я так думаю, значит, должен это сказать. Вот… — Он на миг стиснул зубы. Страшно было, как перед прыжком в бездну. — Рохля ты. Не люблю я этого и ничего не могу с собой поделать. Подстилка. Повезло тебе, талант прорезался — будешь теперь подстилкой не у Симы, а у таланта. Но это все равно. — Нет, что-то не то получалось. Коль замолчал. Макбет ждал, щурясь. Я ведь не это чувствую, подумал Коль. Не совсем это. Это тоже, но не только. Как же жить-то, черт возьми? И вдруг вспомнил Гийома. Господи, да ведь он мне все уже объяснил тогда! А я, дуралей междупланетный, не понял ни слова! И опять, в который раз, от стыда за прошлого себя он замотал головой, как от боли. И мельком подумал: наверное, вот такую боль чувствуют они, когда слышат несовпадение мыслей и слов. И еще мельком подумал: а стыд-то не умер… Ладно. Как там Гийом формулировал?..
Макбет ждал.
— Я, животное Коль Кречмар, не люблю размазней, ибо подсознательно боюсь, что сам мог бы… да еще и могу… оказаться таким. Но я, человек Коль Кречмар, очень тебе благодарен и очень тебя уважаю, и если… когда-нибудь что-то смогу… понадоблюсь тебе… — Он запнулся, перевел дыхание и вдруг, смущенно улыбнувшись, сказал с веселым удивлением: — Трудно!
— Еще бы, — сказал Макбет, улыбаясь тоже. — Даже молочко из мамы сосать — трудная работа! Для младенца, — с добрым ехидством уточнил он. — А как он сердится, когда не может сразу грудь правильно ухватить!
— Намек понял, — ответил Коль. — Полетел трудиться.
— Счастливо, Коль. Еще увидимся.
— Надеюсь. Тебе тоже счастливо, мальчик. Спасибо.
И он повернулся к пульту.
Несколько секунд бессмысленно тискал трость, и она, как живая, шевелилась в зябнущих пальцах. Потом сказал:
— Ну, давай, милок.
— Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — рявкнул скорди и закрыл колпак.
Прислонившись к сосенке плечом, Макбет проводил взглядом стремительно удаляющуюся машину и позвал:
— Всеволод…
— Я, — раздался голос из бронзовой красивой бляшки на Макбетовом воротнике.
— Что ты скажешь теперь?
Слышно было, как Всеволод дышит.
— Я ему обещал. Ты слышал?
— Да. Кажется, мы побеждаем, Макбет?
— Кажется, побеждаем. Убежден.
— Значит, вариант «Б»?
— Я ему обещал, что ловушек не будет. Обещал.