Выбрать главу

— Мы пока не информировали Совет, — процедил Ринальдо. — Для Совета, как и для всех, эвакуация проходит успешно, по плану. Мы, — он опять надавил на «мы», безропотно принимая вину на себя, — были уверены, что вчерашняя катастрофа никак не может повториться, и не хотели провоцировать задержку следующих рейсов пустым расследованием, которое стало бы неизбежным, просочись дело в Совет.

— А теперь? — спросил Астахов после паузы. Ринальдо покосился на Чанаргвана. И Астахов покосился. Чанаргван молчал.

— А теперь, — сказал Ринальдо, — откровенно говоря, Валя… я даже не знаю, как построить отчет. Как объяснить, что мы не отчитались вчера. И как объяснить, что мы как ни в чем не бывало угробили сто тысяч сегодня. — Чанаргван отчетливо встрепенулся в сумраке у портьеры, наконец-то решив сказать свое слово, но теперь уже Ринальдо не дал ему и поспешно продолжил фразу, усмехнувшись своей кривой усмешкой: — Разве что ссылкой на диверсию. Но если и есть где-то диверсанты, так это я и Чан.

— Диктатура… — недоверчиво протянул Астахов.

— Да! — вдруг взорвался Чанаргван у стены. — Хоть хунтой назови! Мне нет дела до ярлыков! Мы должны дело делать, поняли? Не болтать, а думать, думать, думать!! — Он замолотил себя кулачищами по голове.

— Покажи нам пример, — попросил Ринальдо тихо.

— Я уже все придумал, — жестко сказал Чанаргван. — Мы столкнулись с невероятным стечением обстоятельств, или с диверсией, или со стихийным бедствием — не знаю. У меня нет времени выяснять это! Но я усилю охрану и буду гнать. — Он выбросил в сторону Ринальдо палец, и воздух кабинета кроваво проколола вспышка рубина на перстне, — в это бедствие корабль за кораблем, пока хоть десять, хоть пять не прорвутся к Терре! Другого выхода нет! Хоть сколько-то спасем!

— Да вы с ума посходили… — потрясенно выдохнул Астахов. — Там же люди…

— Я сына не пожалел!

Напрасно он это сказал. Ринальдо вновь почувствовал, как воздух пропал и остался твердый вакуум. Ринальдо несколько раз заглотнул ртом — наверное, с хрипом и мокрым взвизгом в горле, но сам он, конечно, не слышал ничего. Потом отпустило, и он сразу снова вспомнил, что Земля стала ему совсем чужой. Потому что Дахр не улетел, а погиб.

— Если ты не угомонишься, — с трудом выговорил Ринальдо, — я вызову для тебя врача, а сам выступлю перед планетой. И будь что будет.

Чанаргван испытующе всмотрелся в его лицо и сказал тихо:

— Не выступишь.

— Сейчас почти час ночи, — сказал Ринальдо. — Немедленно поднять капитана сегодняшнего лайнера, пусть вылетит на корабль. Туда. Пусть сейчас же, покуда никого нет, прокатает двигатели и запалы на всех режимах. Максимально осторожно. Несколько раз пусть совершит переход.

— И что потом? — спросил Чанаргван тихо.

— Про потом будем говорить потом, — отрезал Ринальдо, и такая сталь вдруг загремела в его голосе, что Чанаргван смолчал и Астахов опрометью бросился из кабинета.

Все-таки опять я, подумал Ринальдо. Не Чан, не Валя, никто другой.

Оставалось ждать. Три часа, чтобы капитан добрался до лайнера, и еще — пока дойдет сигнал. О взрыве.

Ринальдо не сомневался, что сигнал будет — о взрыве. И поступит он не из рубки лайнера, а с диспетчерской старт-зоны. Ринальдо оглядел чашки, но во всех было пусто, только на донышках желтели крупные янтарные капли.

— Что, налить тебе? — спросил Чанаргван.

— Налей, — согласился Ринальдо.

Он не думал больше ни о чем. Он ждал, и секунды текли. Он ждал, хотя знал, что взрыв — будет.

Будет. Но пока нет рапорта о нем — можно постараться вообразить, что все миновало, паутина разорвалась, разомкнулись клещи обстоятельств…

— Ты знал, что так случится? — тихо спросил Чанаргван, ставя перед ним две чашки с соком. — Я все время вспоминаю вчерашний спор — ты ведь уже чувствовал…

Нет, этого Ринальдо не чувствовал. Еще вчера трагедия была из ряда вон выходящим ударом, а счастливый исход — закономерной, сделанной победой. Она была подготовлена всем течением дел, годами напряжения. Награда по заслугам полагалась человечеству — хотя бы той части, что ее получит. Первый взрыв был случайностью, болезненной, тормозящей, но не способной остановить. И вот в один вечер земля, скользнув, выпала из-под ног и все тошнотворно перевернулось: случайность стала закономерностью, а закономерность — случайностью. В один день и одну бедственную ночь. Как Атлантида у Платона.

— Я не чувствовал, Чан, — признался Ринальдо. — Просто я хотел спокойно подумать.

— Спокойно… — скривился Чанаргван. Помолчал. — Этот взорвется, как ты думаешь?

— Конечно.

— И что потом?

Откуда я знаю, подумал Ринальдо. Все равно как пытаться, заплыв к форштевню, остановить ладонями океанский корабль. А, собственно, чем мы занимаемся здесь? Комиссия по останавливанию океанского корабля ладонями… Бедственного корабля.

— Надо будет отчитываться перед Землей, — сказал он. — Все как было.

— Тогда Комиссию возглавят другие люди.

— Пусть.

— И о Солнце будешь жаловаться? Но пока тебя на это никто не уполномочивал. Решение о закрытии этой информации принимал не ты.

Ринальдо помолчал, прихлебывая сок.

— Будем избегать до последнего, — сказал он. — Впрочем, как решит Совет.

— Значит, и отчитываться будем только перед Советом.

— Для начала хотя бы перед Советом.

— Не терпится скинуть ответственность, Ринальдо?

— Не терпится перестать быть преступником.

— Трусишь?

— Стыжусь.

— Ты не привык бороться.

— Я привык заботиться.

— Все-таки ты не мужчина, — пробормотал Чанаргван.

Ринальдо покусал губу, припоминая.

— Начальник ведомства барабанов, — медленно заговорил он, — как-то сказал циньскому князю: «Вы, князь, прямы и непреклонны, как летящая к цели стрела». Князь был доволен. Ученый Гунсунь Юэ, узнав об этом, сказал: «Сравнение оскорбительно. Когда князь прям, как летящая стрела, то у него нет глаз, чтобы видеть, что вокруг и что впереди. Когда князь непреклонен, как летящая стрела, то у него нет рук, чтобы натянуть тетиву еще раз, если первую стрелу отнесло в сторону неожиданным порывом ветра. Это значит, что князь, подобный летящей стреле, непременно погубит государство».

— Толковать эти парадоксы можно до бесконечности, — с досадой сказал Чанаргван. — Что проку? Слова.

— Эти слова, — невозмутимо продолжал Ринальдо, — передали циньскому князю, и Гунсунь Юэ был обезглавлен.

Чанаргван помолчал.

— Ты хочешь сказать, что я… — выговорил он и запнулся. Ринальдо подождал, затем пожал плечами. Чанаргван вынул из полуоткрытого ящика стола книгу, открыл, показал Ринальдо. — Ты хочешь сказать, что это обо мне?

Ринальдо опустил взгляд и сразу увидел грубо и нервно отчеркнутое: «По мне, все средства хороши отныне. Я так уже увяз в кровавой тине, что легче будет мне вперед шагать, чем по трясине возвращаться вспять». Он сам это нашел, с жалостью и болью понял Ринальдо. Меня волокли сюда под белы руки, а он читал «Макбета». Или это «Ричард III»? Не помню. Ему до зуда в пальцах захотелось взять книгу и уточнить, но было неловко.

— Это ты сказал, — тихо произнес Ринальдо.

Чанаргван отодвинулся, сгорбился.

— Ну вот, — с угрюмой иронией проговорил он. — Уже и от Матфея в ход пошло. Прогулка по эпохам и культурам. Тридцать веков человечество уродуется на этих проблемах, а итог — словесные игры. Делать-то что?

— Ждать, — ответил Ринальдо.

Они ждали. Час, другой, третий. Ответ задерживался. Они молчали, задыхаясь в сумеречной духоте. И когда за окном начало светлеть, им принесли ответ. Он поступил из рубки. Он гласил: «Все системы работают нормально. Проведено восемнадцать переходов на трех режимах. Готов к старту. Капитан Намье».

И, наверное, с четверть часа они вчитывались и не могли поверить. А потом Ринальдо уткнулся в стол лицом и заплакал. А Чанаргван подошел к окну и размашистым рывком отдернул штору; и алый свет восхода наполнил кабинет.