— Но сроки не были утверждены, — закончил Чжуэр.
— Считайте, что я потихоньку начал, — отрезал Мэлор.
— Ринальдо, — напевно и тихо сказала Чари.
Точными, чуть угловатыми движениями подростка она поставила на столик два бокала, полных ароматного сока, и, не присаживаясь, отошла к окну. Остановилась к Ринальдо спиной; разрозненные ленточки ее короткого платья, разлохмаченные и развеянные движением, улеглись, и длинные полосы прозрачного шарфа, далеко отставшего, пока Чари шла, невесомыми извивами протекли по воздуху ей вдогон и не спеша опали. Этот шарф, который Чари так любила в память их первой встречи, молча выжигал душу Ринальдо, он казался рябым от цифр — так напоминало его нервное и таинственное колыхание распечатки Мэлора, развернувшиеся из его бумаг в тот последний день. Светлая тоненькая фигурка замерла на фоне распахнутого в небо слепящего окна.
— Вы похожи на Санта-Клауса, — не оборачиваясь, сказала Чари. — Вы такой хороший… Знаете, я могу отвернуться или зажмуриться и все равно всегда знаю, где вы. Всей кожей чувствую. Потому что от вас идет тепло. И взгляд у вас как горячая добрая рука. Я всегда чувствую, куда вы смотрите. Сейчас — вот сюда. — Она заломила за спину тонкую сильную руку, мизинцем провела по своей шее, по смешным позвонкам, обтянутым гладкой загорелой кожей. И негромко, счастливо засмеялась вдруг. — А сейчас — вот сюда. — И, опустив руку, положила ладонь на нежное, смуглое бедро там, где обрывался спутанный ворох платья.
Ринальдо смотрел на шарф, свисавший вдоль бедра. Шарф казался рябым.
— Вы просто телепатка, Чари, — сказал Ринальдо сквозь ком в горле.
— Нет. Просто вы очень хороший.
— Чари, вы меня этими словами просто убиваете. Я чувствую себя каким-то обманщиком. Вы же ничего не знаете про меня.
— Знать… Что мне за дело, какие поступки вы совершали? Какие слова говорили кому-то? Мне важно, какой вы. А я это чувствую. Скажите, Ринальдо, — произнесла она глухо от скрытого волнения, — если бы… молодая красивая девушка в вас влюбилась как сумасшедшая… вы были бы рады?
— Чари, мне… — Он не сразу собрался с силами для ответа. — Мне прежде всего было бы очень совестно. Вы ведь сами сказали: молодая и красивая. Значит, уж всяко она не в меня влюбилась, а в того, кого выдумала, потому что с какой стати ей, такой, влюбляться в меня? А я как бы использую ее грезу, чтобы потешить замшелое мужское самолюбие… Нет, я не смог бы радоваться.
Она помедлила, — она тоже не сразу смогла продолжить.
— И вам это даже не помогло бы в работе? — горестно пробормотала она.
Против воли Ринальдо чуть улыбнулся.
— Чари, вы ужасно похожи на мальчишку. И статью, и характером.
Она рывком повернулась. Шарф, прилипнув к воздуху на миг, замкнулся вокруг нее прозрачно-синей двойной спиралью, а потом стал медленно, невесомо разматываться. С пунцового лица на Ринальдо смотрели громадные пламенные глаза.
— Я девочка, — страстно выдохнула она так, словно открывала ему самую страшную и самую пленительную свою тайну.
Однажды она пришла к Ринальдо прямо в Совет — в строгом темном платье до полу, преображенная и странно повзрослевшая то ли на несколько лет, то ли на близость с любимым. Она сказала, что ее зовут Ревекка Иде, и Ринальдо не сразу вспомнил, откуда ему известно это имя.
— Вызов подписан был вами, — мертвенно говорила она, так убийственно напоминавшая Чари, хотя совсем не была на нее похожа; а он тем временем листал в памяти личное дело Мэлора. — Прошло уже два месяца. Я нигде ничего не могу узнать. Я обращалась в информационный центр, но там вообще нет данных на Мэлора Саранцева. Скажите хотя бы — он… жив?
— Вы его жена?
— Я его жена.
— Не беспокойтесь ни о чем. Ваш муж жив, конечно, и плодотворно работает. Вы еще будете гордиться им…
— Я им давно горжусь. Я хочу гордиться им с ним рядом.
— Пройдет еще несколько месяцев, а может быть, даже недель, и вы встретитесь. Обещаю.
— Но что все это значит? Я никогда не подозревала…
И Ринальдо, вспомнив, что на Терру эту женщину не пропустили и что он, вдвое старше ее, давно отлюбивший, виновный, сгорит с нею в один и тот же миг, содрогаясь от отвращения к себе, снова начал безукоризненно лгать.
С того дня он скрывался от Чари. Ему было приятно слушать ее, видеть ее, ощущать рядом стройную страстную молодость — поэтому он не имел на все это права. Ссылался на занятость, когда она звонила, говорил скупо и отчужденно. Прятался. Выдуманная юная влюбленность, как и следовало ожидать, не протянула и десяти дней; Чари пропала. Ринальдо знал: уже на кого-то другого, притягивая, смотрят ее глаза, чьей-то другой руки ждет и просит ее чуткая кожа; он был этому горько рад.
Заработает связь, думал он.
Не объясняя цели, он уже поручил специалистам Меркурианского астрофизического центра просчитать якобы чисто теоретическую задачу: количество энергии, необходимое для разрушения в околосолнечном пространстве нейтринного фона с учетом концепции Стюарта — Саранцева. Робко, как бы из-под полы он перенацелил сразу несколько лабораторий экологической службы с практической задачи ограничения нарастающего заражения регионом Южного тропика на поиск возможностей в обозримом будущем погасить это заражение полностью, и профессора, имеющие допуски к сверхзакрытой информации, но ничего уже не понимающие в скачках намерений и планов правительства, привычно и мужественно выражали неуверенность в существовании таких возможностей. Ринальдо и сам не знал, зачем отрывает до предела занятых, надрывающихся людей от конкретного дела ради мечты, которую всерьез даже боялся планировать осуществлять. Иногда в нем вдруг просыпалась немощная, необъяснимая надежда, и он суетился, посылал рекомендации и указания, проводил консультации… Не объясняя. Как бы ни для чего. Но в глубине души он твердо и безнадежно знал, что все это действительно ни для чего, и по ночам, оттесняя маленькую горячую Чари в мрак, над ним нависало и медленно падало, с хрустом проламывая дымящиеся ребра базальтовыми плитами букв, докрасна раскаленное слово «поздно», — и он кричал. И, просыпаясь, думал: заработает связь. Тогда я позову его. Мы сядем друг напротив друга и еще раз спокойно все обсудим. Еще раз. Обсудим спокойно. И будем друг другу доверять во всем. И все исправим. И его будет любить его жена. И я смогу смотреть людям в глаза. Он ждал, но как заведенный непреклонно и точно выполнял свой долг: корабли уходили уже дважды в сутки, начальный запас техники был уже перечелночен на Терру, и оттуда с обратными рейсами сообщали о нормализации положения колонистов; Совет ежедневно получал скрупулезные и точные сводки, которые Ринальдо полностью составлял сам; растекание отходов в Южном полушарии было практически приостановлено, и многократное просчитывание на моделях давало надежду, что по крайней мере в течение двух с половиной месяцев границы зоны заражения не будут расширяться, так что председатель Совета Ромул Нгоро, поздравляя экологов с этой почти невероятной победой, посетил их плавбазу в море Уэдделла и на пресс-конференции ни с того ни с сего решился заявить, будто очаг распространения военных ОВ удалось, кажется, локализовать наконец, — а Ринальдо, услышав это, вынужден был начать прикидывать, что месяца через два нужно будет, чтобы объяснить неизбежный прорыв заграждения, придумать какое-нибудь полуторавековой давности глубоководное захоронение радиоактивных отходов, растревоженное предыдущей катастрофой; он делал это и многое другое, но как во сне. И по утрам, усталый и обессиленный после нескольких часов маетной дремоты, он просыпался в ужасе от наваливающегося дня, тяжко наполненного ненастоящим; пока суета очень нужного и очень срочного ненастоящего не захватывала его с головы до ног и не отвлекали от беспросветной утренней тоски частные успехи — корабль загрузили на три часа раньше планового времени; силы безопасности накрыли фабрику наркотиков в высокогорной пещере на территории Таиланда; заводам на Венере удалось поднять выпуск рабочего вещества почти на два процента, а значит, можно либо отправлять к Терре один дополнительный корабль в тридцать семь дней, либо почти на два процента снизить убийственный выпуск рабочего вещества в Антарктиде, и надлежало срочно и безошибочно выбрать, что предпочесть, — пока он не тонул во всем этом, ему хотелось биться об стену головой. Он шел к стоянке орнитоптеров, летел в Совет, вокруг были по-доброму возбужденные этими успехами сильные люди, и Ринальдо, пряча глаза, шептал: заработает связь.