— Ты справился, — шепчет София, — мы слушали ваш крик.
Она тянет за капюшон, наверное, чтобы поцеловать его.
— Не смотри мне в лицо, смотри в землю, — говорит Каспар.
Она склоняет голову, а он в это время открывает отделение для непереданных писем в своей сумке и отдает ей письма от Миры. София садится на крыльце и ведет пальцем по каждому слову, и чем больше она читает, тем быстрее катятся слезы из глаз.
— Мира, Мира… — шепчет она.
Потом она тяжело вздыхает и смотрит на лицо Каспара, покрытое паранджой.
— Ты вроде говорил, что собираешься на Троицу в отпуск. Не хочу тебя удерживать, но подожди минуточку.
София приносит ручку и бумагу, пишет письмо Мире и отдает Каспару. Лэрке просовывает свою руку ему под руку.
— Нам пора, — говорит она.
Каспар кивает.
Сейчас на улице дождь, он стискивает зубы и корчит под капюшоном гримасы, чтоб не кричать. Омертвевшая кожа отслаивается с лица, выпадает из-под капюшона и планирует в воздухе.
Они медленно переходят через гору, Лэрке ведет почтовую машину до самого Форехайма, а Каспар тихо-тихо сидит рядом.
Уже на почте Лэрке задергивает шторы, а Каспар принимает долгую холодную ванну. Он чистит свое лицо, обертывает его чистыми тряпками и ложится в постель. Лэрке приносит воды и хлеба. Ягненок ложится в ногах.
— Где твой ребенок? — стонет Каспар из-под тряпок.
— Я похоронила его в поселке, — отвечает она, — ему место там.
Каспар шепотом просит ее принести из кухни радио и включить новости.
Почтальон в больнице очнулся.
— Волк, — шепчет он со своей больничной койки, — он был довольно большой, один.
— А шерсть у него была темная или светлая? — спрашивает журналист.
Почтальон секунду молчит.
— Да, определенно, очень темная.
Каспар про себя благодарит почтальона и восхищается тем, что он его не выдал. По радио передают, что больше волков замечено не было, а значит, там просто пробегал один. После этого рекомендуют ездить по окрестностям Форехайма осторожно. Большое стадо черных овец сбежало с горы и теперь на большой скорости приближается к Форехайму. Последние новости дня: рассекречена резиденция, в которой король проводит отпуска. Альпинисты нашли неизвестный до того белый дворец к северу от Форехайма. Они увидели, как король выбегает из позолоченного вертолета, у них возникли подозрения, и они связались с прессой.
Лэрке выглядывает из окна. Она говорит, что овцы Страдивариуса резвятся в городе, смешиваются с пестрыми овцами из Форехайма и спариваются с ними и друг с другом. А в общем и целом люди мирно празднуют Троицу. Они собирают корзины с едой и едут на гору.
На третий день Каспар встает с постели и смотрится в зеркало. Кожа опять наросла, он похож сам на себя, он снимает повязки.
Лэрке купила журнал. В нем фотография белого дворца и сплетни о том, что король уехал обратно в свой дворец в городе. Люди боятся самого худшего, пространство вокруг дворцовой площади огорожено лентами в желтую полосу.
Каспар вздыхает и свертывается клубком в своей постели. Лэрке перетащила матрас Руска в его комнату и устроила себе постель на полу. Теперь, когда лицо Каспара полностью покрыто тонкой и непрочной кожей, он тянет ее к себе. Она, кажется, удивлена, что у него столько силы.
— Лэрке, — с улыбкой произносит он.
Она улыбается ему в ответ, немного смущенно. Ягненок возится в прихожей, Лэрке быстро выглядывает туда, словно боится, что животное подглядывает.
— Ты мне очень нравишься, — говорит Каспар.
Она что-то шепчет, кажется, «и ты мне». Он гладит ее по спине, опрокидывает ее на бок и трогает голубую бархатистую блузку.
— Я немножко потрогаю, — говорит он.
Она кивает и дает ему добро. С закрытыми глазами и трясущимися руками он расстегивает блузку. Каспар думает, что груди у нее, наверное, очень красивые, а кожа шелковистая, как в его снах, и что бедра круглые и упругие. Он снимает с нее блузку, долго возится с длинной юбкой из тафты и тонкими, как паутина, чулками. Трусы у Лэрке очень маленькие, просто пара шнурочков. Он ложится на нее и открывает глаза.
Груди обвисли как мешки, живот жирный, рыхлый, с полопавшимися сосудами. Над грудями проступают длинные сине-зеленые вены. Лэрке быстро прикрывается одеялом и отпихивает его руки. Член опускается, у Каспара в животе странная пресыщенность. Она смотрит на него.
— Прости, — говорит он, — я, наверно, все равно не смогу, может, в другой раз?