Тебе всегда нравилось это делать, - шепчет подсознание. Виски сдавливает в стократ сильнее, чем все прошлые разы вместе взятые. Я корчусь от боли и падаю на колени, сдавливая пальцами черепную коробку.
Перед глазами встает картина, которая миражом происходит вокруг меня.
Стою по центру большого спортивного зала с когда-то белыми, но сейчас уже желтовато-серыми стенами, ожидая Пирса. Его приказ говорил о том, что мне нельзя сходить с места, пока он сам не скажет мне об этом. Дальнейшее распоряжение касалось проверки человека, с которым он хочет меня познакомить. Пирс идет по направлению ко мне, ведя под руку молодую, я бы сказал, юную девушку. Светлые волосы собраны в неаккуратный хвост, а хрупкое тельце затянуто в баклажанового цвета комбинезон. Выглядит вполне безобидно.
— Зимний Солдат, это Дочь Весны, — представляет мне блондинку он. — «Дочь» — лучший результат программы «Дети ГИДРЫ».
— Дочь, — Пирс обращается к девушке. — Это Зимний Солдат. Амии, ты будешь работать с ним некоторое время, пока Марго и Дин находятся на задании.
Дочь, как назвал ее мужчина, вздрагивает при упоминании своего имени. Она находит это диким. Я солидарен с ней в этом.
Замечаю слегка заметный кивок Пирса. Пора.
Девушка протягивает мне правую руку для рукопожатия. Выученными движениями я выполняю захват и, чуть наклонившись, перебрасываю легкое тело через плечо, направляя вниз. Девушка ударяется об пол, но тут же встает и занимает боевую позицию. Серия из точных коротких ударов в корпус. Это как укусы назойливых комаров — не больно, но в то же время не так уж и приятно.
Левую скулу пронзает острая боль, которая была спровоцирована хуком слева. А она неплохо бьет.
Толкаю девушку на пол; она ударяется лопатками о жесткий мат, лежащий на полу, зажимая ее руки своими.
Глаза в глаза. Она не хочет сдаваться, поэтому перекатывается и оказывается сверху. Я повторяю ее движения. Мы как юла вращаемся по полу, не в силах уступить друг другу.
Оказываюсь сверху — сидя на ее бедрах, и сжимаю горло Дочери бионической рукой. Она тянется к моей спине, и, наконец, добирается пальцами до места прикрепления бионики — боль обжигает руку, заставляя ослабить хватку.
— Хватит! — командует Пирс. — Устроили тут представление! Всем работать, чего застыли!
И только я вижу огонек, блеснувший в его глазах.
Пирс любит зрелища, и сейчас он вполне доволен увиденным.
Люди в белых халатах, как сварливые тараканы разбегаются в сторону, стоит мне на них посмотреть.
— Джеймс, открой эту чертову дверь или я ее выломаю! — орет Амелия, толкая запертую на ключ дверь.
Поднимаю взгляд на дверь. Я не хочу ее открывать.
— Амелия, уйди, пожалуйста, — произношу я ровным тоном, ложась на спину.
— Нет. Я хочу поговорить, — не унимается она, стукнув по двери.
— Ты и так много говоришь, — фыркаю я, подкладывая руку под голову. — Мне нужно побыть одному. Оставь меня. Пожалуйста.
Слышу тихий вздох за стеной, и отдаляющиеся шаги. Возможно, если она и родственница Стива, то не в полной мере пошла в него — он бы выбил дверь и зашел.
Спасибо, Амелия.
В памяти смутно проскальзывают эпизоды из воспоминания. Но собрать это в одно действо у меня не получается.
В этот раз голова так и не перестает болеть. Тугой обруч, сдавливающий мозг, прочно закрепляется у меня на висках и все также мешает вспомнить.
Отчетливо помню лицо профессора Золы. Его водянистые глаза, всегда скрытые под очками и голос, который нельзя забыть.
«Он лучший из лучших», «Отличная работа, Зимний солдат!», «Наемный убийца», «Игрушка ГИДРЫ», «Обнулить«… его слова водоворотом влетали в голову, желая разорвать ее на части.
За окном идет дождь. С утра была лишь морось, сейчас он расплескался на славу. С улицы тянет прохладой, но мне не хочется вставать.
Слишком многое меня заставили забыть. ГИДРА выкинула мою память на помойку. Я хочу вспомнить все, что меня заставили забыть.
— Джеймс? — тихий голос из-за двери. — С тобой все нормально?
Открываю глаза. Все тело затекло от лежания долгое время в одной позе, но голова больше не болит. Я заснул прямо на полу. Сон был тяжелый, но нужный.
— Да, — вздыхаю я, приподнявшись. — Я спал.
— Откроешь дверь? — с надеждой спрашивает Роджерс.
Я уверен, она переминается с ноги на ногу. За те недели, что я поселился с ней по соседству, я выучил все ее замашки.
Нехотя поднимаюсь и сонно потираю глаза.
Подхожу к двери, косясь на разбитый мною деревянный косяк — выглядит ужасно, и открываю дверь.
Амелия накинула поверх своей одежды кожаную куртку.
— Куда ты идешь? — спрашиваю я, прежде чем она успеет мне что-то сказать.
— Не я, а мы, — произносит она на выдохе. — Собирайся. Мы уезжаем.
— Куда? — вопрошу я, опираясь на дверь. — Что-то случилось?
— Случилось, — отвечает она ровным тоном. — Мы летим в Нью-Йорк.
— Ладно, — киваю. — Дай мне десять минут.
— Самолет в шесть тридцать, — говорит она, разворачиваясь. — Как соберешься, приходи на кухню.
Я тихо кашляю.
— Не бойся, — усмехается она. — Я заказала пиццу.
Методично складываю вещи, которые с легкостью помещаются в рюкзак. Кидаю его на кровать и иду на кухню, где меня уже ждет Роджерс.
— Вот, — указывает она на коробку. — Ты ничего не ел весь день.
Амелия старается вести себя непринужденно, будто ничего и не было, но я чувствую это напряжение между ею и мной.
— Ты наверняка тоже, — произношу я, садясь на стул.
Она улыбается, поворачивая голову в сторону.
— Будешь чай? — спрашивает она, глянув на чайник.
— Пятичасовой чай? — интересуюсь я, посмотрев на настенные часы — без пяти минут пять.
— Мы все еще в Лондоне, поэтому да, пятичасовой чай, — усмехается девушка. — Так будешь?
— Надо отдать честь Англии, — подняв руку к виску, я «отдаю» честь двумя пальцами.
— Тогда я приготовлю тебе особенный, — она улыбается чему-то своему и начинает доставать что-то из шкафчиков.
Дальнейшие ее действия меня не заинтересовали (если, конечно, в этих баночках у нее не яды), и я со спокойной душой принимаюсь за еду. Желудок оповещает, что он крайне недоволен сложившейся ситуацией. Амелия приглушенно фыркает, смеясь.
Спустя съеденную мной половину пиццы возвращается Роджерс, поставив передо мной кружку с дымящимся напитком, и берет один кусок.
— Вкусно, — констатирую я, отпив чаю.
— Мамин рецепт, — улыбается уголками губ она, смотря словно сквозь меня. Передергивает плечами и откусывает от пиццы.
Я никогда не спрашивал, что случилось с ее родителями. Фьюри как-то говорил, что, кажется, это была автокатастрофа.
— Боже мой, — вдруг выдает Лия. — Уже пять пятнадцать!
Я смотрю на неё с непониманием. Девушка подрывается с места, на ходу доедая кусок пиццы.
— Ты вообще знаешь, сколько нам ехать в аэропорт?! — изрекает, с укором смотря на меня. — Час как минимум. А если будут пробки…
Через две минуты мы стоим в прихожей — обуваемся. Тумбочку, снесенную мною утром, я все же поднимаю.
Амелия выглядит подавленной.
— Трудно покидать дом? — тихо спрашиваю я, закидывая на плечо рюкзак.
— Нет. То есть да. В смысле, я не знаю, — сбивчиво отвечает она, уставившись в одну точку. — Просто это странно. Только вернулась и опять уезжаю.
Я молча киваю, не став спрашивать. По правде говоря, мне тоже не хочется покидать Лондон. Я привязался к этому сырому душевному городу.
— Пойду проверю все на кухне, — говорит Роджерс уже по пути. Из кухни доносится голос: — Возьми там на полке ключи!
На небольшой полке углового шкафа лежали ключи с брелком в виде металлической розы. Ей под стать.
— Так, газ перекрыла, воду перекрыла, из розетки все вытащила, — проговаривает она, загибая пальцы. — Вроде все.
— Тогда идем, — выдыхаю я, толкая дверь. Девушка оглядывается назад, с тоской созерцая квартиру, и берет меня за руку. Легко, без спроса. И это так естественно, что пугает.