Амелия спит. Но это не тот сон, который она хотела бы увидеть. Она побледнела, став белой, как полотно, худое тело сотрясается мелкой дрожью, а по лбу катятся маленькие капельки пота. Узнаю эти «симптомы». До приезда в Лондон я точно также спал каждую ночь. Кошмары прошлого мучали меня ежечасно, не давая организму отдохнуть; Стив все время спрашивал, почему я такой нервный. Я уверен, ему и самому не дают покоя воспоминания, которые пытаются протиснуться в его голову через узкую щель подсознания.
Нам никогда не удастся восстановить их полностью.
— Джеймс? — ее голос настолько тихий, что его еле возможно различить в шуме самолета.
— Все хорошо, все хорошо, — повторяю я, прижимая ее к себе. — Что тебе снилось?
— Мертвые без сердец, — судорожно отвечает она, обвивая мою шею руками. — Это я… Я их всех убила… Я во всем виновата…
Она не виновата в том, что с ее подсознанием сделал Щ.И.Т, давая маленькой девочке задания убивать людей.
— Ты убивала не по своей прихоти, — выдыхаю я, вспоминая тело каждой из моих жертв. — Мне тоже снятся «мои» мертвецы, — усмехаюсь, качая головой. — И их гораздо больше, чем твоих, будь уверена, — Амелию, наконец, перестает лихорадить. — Давай успокаивайся. Мы скоро приземляемся.
Усы, которые я приклеил еще в машине, постоянно отклеиваются, поэтому приходится их поправлять.
Конечно, я рад, если это можно назвать радостью, что возвращаюсь в Нью-Йорк, но покидать Лондон было трудно. Я привязался к этим уютным улочкам и вечному туману, наплывающему на город как вата, и стыдно признаться, но я привязался к своей сожительнице. Амелия никогда не давала мне возможности как следует расслабится — то снова попытается меня отравить очередным кулинарным шедевром, то сломает что-нибудь. В последний раз она сломала стул, — «не очень удачно», как она выразилась, села на него. Она старается сделать все, чтобы я почувствовал себя живым.
— Джеймс, — тихо зовет меня Роджерс, поднимая глаза. — Сколько их?
— Кого? — недоуменно спрашиваю я, поерзав в кресле — все тело затекло.
— Твоих… — она осекается. – Тех, кого ты убил. Мертвецов.
Я тяжело выдыхаю, устремляя взгляд в окно. Мы летим над океаном. Бескрайний, бушующий; океан как будто понимает меня, будто хочет помочь.
— Их слишком много, — наконец, отвечаю я, и поворачиваюсь к девушке. — Я не помню всех, кого убил.
Амелия понимающе кивает, и откидывается в кресле, прикрывая глаза. Она больше не засыпает.
Через десять минут по громкой связи капитан говорит, что мы скоро приземлимся. Стюардессы, повиливая бедрами, ходят по проходам и помогают всем пристегнуться. Я почти моментально пристегиваюсь, Амелия же долго не может попасть в защелку.
Помогаю и ей, встречаясь глазами со стюардессой, которая тут же мне подмигивает. Я тебе в прадеды гожусь, милая.
Лия нервно поправляет парик, съехавший немного влево. Ей не идет этот цвет волос.
Началась тряска. Роджерс хватает меня за руку и зажмуривается. Если бы я ее не знал, сказал бы, что она молится.
— Джеймс, — из-за шума, создаваемого воздухом, проходящим через закрылки, я почти не слышу ее. — Умирать страшно?
— Нет, — отвечаю я, повернув голову к ней. — Страшнее продолжать жить, зная, что ты уже мертв.
Как только шасси самолета касаются земли, на борту начинается движение: люди как тараканы копошатся и пытаются покинуть борт как можно быстрее, будто от этого зависит их жизнь. Одна круглая женщина загородила весь проход своей… своим телом, только потому, что ее маленькая собачка, больше похожая на крысу, над которой поработала ГИДРА, не хочет выползать из-под сидения и звонко лает. Один, два, три… Снова считаю, потому как хочу придушить обеих.
Молчаливо согласившись с Лией, что нужно переждать этот «апокалипсис», смотрю в окно. На улице хоть и пасмурно, но дождя нет.
Наконец, последние пассажиры спускаются по трапу — мы с Амелией спокойно встаем с мест, забираем рюкзаки с верхних полок и направляемся к выходу. Стюардессы кокетливо смеются, но взглянув на Роджерс, вмиг грустнеют. Это, можно сказать, даже забавно.
Уже на верхней ступеньке замечаю стоящего неподалеку Стива; он одет в легкую толстовку. На голове как всегда глубокая кепка с большим козырьком, скрывающим его глаза.
Роджерс-старший, заметив нас, широко улыбается и идет к трапу.
— Вы вовремя, ребят, — говорит он, поправляя кепку. — Я даже не успел замерзнуть.
— Одеваться надо теплее, — отпускает колкость Лия, морща нос.
Стив вздыхает, подходя к родственнице, и стискивает ее в объятиях, чему девушка не сильно рада. На её лице отражается вселенская тоска и желание брезгливо отодвинуть мужчину.
— Я скучал по тебе, Амелия.
Роджерс-младшая кисло улыбается и бурчит что-то, похожее на «я тоже».
— Баки, — сияет кэп, отрываясь от своей внучки, и подходит ко мне. — Вот по тебе я точно скучал.
Не могу привыкнуть к этому «Баки». Это прозвище давно ушло в небытие, поэтому не к чему ворошить прошлое. Стив этого, кажется, не понимает. Или не хочет понимать. Прошлое для него слишком много значит.
— Пойдем в машину, — кивает Роджерс-старший, указывая на припаркованную неподалеку машину-внедорожник.
В голове всплывает фраза Амелии «Чтобы спрятаться, нужно быть на виду». Действенный метод, ведь до аэропорта, что странно, мы добрались без происшествий. Это настораживает.
— Фьюри выделил нам водителя, чтобы я вдруг не разбил машину, — он усмехается.
Амелия фыркает и с укором смотрит на водителя. Наверняка вспоминает Пола. Даже я вспоминаю.
— Его зовут Сэм, — повествует Капитан Америка, махая парню. Слышно, как щелкают замки на дверях автомобиля. — Он лучший из нового набора агентов. Имеет звание младшего лейтенанта, хорошо владеет искусством ближнего боя, отлично стреляет… — его перебивает Амелия.
— И еще он глухой, да? — язвит она, поглядывая на покрасневшего агента Щ.И.Т.а. Надо же, его хвалит сам Капитан Америка! – Кэп, ты можешь помолчать хоть минуту?
— Кэп? — удивляется он, видимо, пропуская мимо ушей остальную фразу. — Зови меня Стивен, мы это уже обсуждали. Кэп — звучит напыщенно.
— Хорошо, Стивен, — она делает акцент на последнем слове. — Не мог бы ты засунуть свою тираду куда подальше и просто дать нам насладиться тишиной?
Стив кривится, и, повернувшись к двери, открывает ее.
— Дамы вперед, — произносит он, даже не взглянув на Амелию.
По пути к Фьюри, мы почти не разговариваем. Это создает гнетущую и мрачную атмосферу, которую иногда разряжает желание Роджерса-старшего о чем-нибудь меня спросить. В основном, дело касается приступов агрессии и воспоминаний. На данный момент я не готов рассказывать ему о том, что я вспомнил. Нужно переварить это и собрать все в единую картину.
— Мы скоро приедем, — радостно сообщает Сэм, поглядывая на нас в зеркало заднего вида. — Мистер Фьюри, то есть просто Фьюри… То есть Ник сказал… — он так заикается, что несколько раз я думал, что мы врежемся в столб. — Сказал, что вы особо ценные сотрудники, и вас нужно доставить в целости и невредимости, — если он не перестанет так трястись, в последнем я буду сомневаться. И я не про то, что мы врежемся. — И представляете! Это поручили мне. Мне! Я не могу поверить!
— А я не могу поверить, что Фьюри взял такого идиота, — саркастично шепчет Лия, косясь на водителя. Она избавилась от парика и распустила собственные волосы, тут же упавшие её на глаза.
— Сэм, следи за дорогой, пожалуйста, — учтиво произносит Стив в своей неизменной манере, глядя на дорогу. — Мы чуть не влетели в зад той машине. Нику бы это не понравилось.
— Да-да, конечно, — суетливо отвечает тот, но не прошло и минуты, как он снова продолжил. — А вообще Ник хороший…
Дальнейшую его тираду я пропускаю мимо ушей, иногда улавливая некоторые слова. Из всего мною услышанного было понятно одно: этот дерганый параноик восхваляет Ника так, что если бы он это услышал, у него бы задергался его поврежденный глаз.