— Я не запоминаю сны и не могу тебе ответить, — сипло ответила я, откидываясь обратно на подушку и прикрывая глаза. — Закрой окно, пожалуйста. Холодно.
Мужчина плавной тенью скользнул к окну и прикрыл форточку, перекрывая доступ звукам с улицы.
— Спасибо, — прошелестела, подтягивая к себе одеяло. На пальцах нет крови, хотя ногти оставляют желать лучшего. От них остались лишь жалкие обломки. На левой руке большой палец аккуратно перевязан, видимо, он пострадал больше всего.
Джеймс скупо кивнул и собрался покинуть меня. Когда он проходил мимо кровати, я поймала его за живую руку. Теплый, почти горячий. Кожа обветренная и шершавая. Мужчина замер и окинул меня непонимающим взглядом. Кажется, размышляет, позволить себя касаться или нет.
— Посиди со мной, пока не усну, — безнадёжно прошу, опуская себя в его глазах ниже плинтуса. Я жалкая и слабая.
— Я тебя чуть не убил, — великодушно напомнил Зимний солдат, вытаскивая ладонь из моей слабой хватки.
— С тобой я чувствую себя в большей безопасности, чем без тебя, — сбивчиво протараторила я. — Я не помню, что мне снилось, но было больно и страшно. Просто не уходи сейчас. Пожалуйста.
Мужчина вздыхает, но не пытается пристрелить меня взглядом. Льдистые глаза ничего не выражают, словно Барнс старательно спрятал эмоции где-то на дне зрачков.
Он погасил свет, пододвинул к кровати стул и достал из кармана нож-бабочку. Какое-то время я из-под ресниц наблюдала, как он ловко перебирает его пальцами, смотря на собственные руки.
И мне вдруг стало так спокойно, будто пришло осознание — я больше не одна.
========== Глава 2. Джеймс ==========
Пыль - осколки льда - моё тело
Плоть - создана из стекла
Наполнил яд мой разум,
Когда я узнал тебя
Amatory
Никогда прежде не смотрел в глаза своей жертве. Ни одной. Я лишь разворачивался и уходил как жалкий трус.
Разжимаю руку. Девушка как фарфоровая ваза, выроненная по не чаянию из рук, летит на пол, задевая головой стул. Могу поклясться, что слышу, как она раскалывается на тысячи мелких осколков, разлетевшихся по всей кухне.
Я видел боль в ее глазах. Боль непонимания и нет, не страха. Отчаяния.
Она не боялась меня. Лишь смотрела мне в глаза, пытаясь отыскать причину.
Причина одна: Зимний Солдат. Кем я был, есть, но никогда больше не буду. Я уничтожу его.
Опускаюсь рядом с Амелией, чтобы проверить, — пульс слабый, но все же есть. Светлые волосы смелись в одну сторону, предоставляю моему взгляду ее лицо. Кожа белая, почти светится голубизной, и словно фарфоровая, как у кукол, продававшихся только в лучшем магазине игрушек на пятой авеню. Аккуратно беру ее на руки, будто опасаясь, что от резкого движения она рассыплется на острые осколки, и несу в ее комнату.
Ударом ноги открываю дверь; мне плевать, что будет с деревом, прохожу мимо заваленного макулатурой стола и опускаю девушку на кровать. Замечаю кровь на своих руках. Но она не моя. Пальцы Амелии разодраны почти до мяса; кое-где кровь уже запеклась, но на большом пальце она все еще сочится. Возвращаюсь на кухню и набираю воды в миску, удачно оставленную Роджерс на столе. Сдергиваю с крючка полотенце и уже собираюсь вернуться в комнату, как замечаю стоящий на окне бутылек с йодом. Амелия — Амелия, ты везде оставляешь мне подарки?
Заходя в комнату, останавливаюсь. Видно, как вздымается грудь блондинки от тихих вдохов-выдохов, которые отзываются в моей голове оглушающим грохотом. Ставлю тару с водой и йод на прикроватную тумбочку. Что с тобой сделали, Барнс? Почему ты не бьешься головой о стену и не пытаешься разнести все к чертям собачьим?
Виски снова сдавило. Осознаю позже, что это я сжимаю свою голову, желая раздавить, уничтожить остатки того, до чего ГИДРЕ не удалось добраться.
Снова считаю до десяти. Спасибо, Стив.
Методично промываю руки Амелии, — ногти сломаны почти до основания, но это не страшно. Ужаснее всего выглядит большой палец, — как она могла разодрать его до кости?
Склянка йода полностью израсходована. Должно хватить, чтобы не пошло заражение крови.
Смотрю на ее закрытые глаза с длинными почти белыми ресницами, чуть вздернутый нос и мягкий подбородок. Красные следы от бионики на шее начинают синеть.
Я чуть не убил ее. Чуть не провалил задание, на которое сам не хотел соглашаться. Я — машина, созданная с одной целью: убивать. Всех без разбору.
Я не хочу, чтобы она умерла. Не так и не сейчас. Она слишком молода, чтобы умереть такой «стальной» смертью.
Разворачиваюсь на пятках и уже собираюсь уходить, но меня останавливает звук. Звук своего имени, доносящегося из ее уст.
— Джеймс, — из осипшего горла блондинки доносится тихий хрип. — Джеймс, нет!
Почти моментально оказываюсь рядом с ней. Девушка тяжело дышит и мечется по кровати. По ее щекам ручьями текут слезы, растекаясь по всему лицу и подушке.
Она говорит не обо мне. Она просто не может говорить обо мне. Я чуть не убил ее только что.
Почему она плачет?
Наблюдаю за ее размашистыми движениями руками, — хочется поймать их и держать до тех пор, пока Амелия не успокоится.
Следующая фраза, шепотом слетевшая с ее губ, окончательно выбивает из меня дух, словно крепкий удар по солнечному сплетению.
— Ты не солдат, ты Джеймс Барнс, не забывай этого. Ты человек, — говорит она и, наконец, успокаивается.
В груди, как раз под бионикой, что-то кольнуло. Как будто кто-то изнутри сжал сердце и долго не хотел отпускать.
Неприятное, тянущее чувство, которое доставляет мне странное, но приятное чувство — удовольствие. В груди разливается приятное ощущение теплоты и покоя, которое, кажется, ничего не может раздавить.
Виски снова стягивает, но на этот раз это было сильнее, чем когда-либо до этого. Кажется, что мне на голову надели раскаленный стальной обруч, стягивающий мозги, не давая вспомнить то, что гнездилось в глубине моей души.
Чувство эйфории исчезает, стоит моей руке вновь оказаться на шее девушки.
Я тяжело дышу, сжимая и резко разжимая горло Амелии, мирно спящей на кровати. Ее дыхание, наконец, пришло в норму, что в разы отличалось от моего. Я не могу перестать дышать так часто и глубоко, поэтому решаю выйти из комнаты, чтобы проветриться и «смыть» с себя слова Роджерс.
Остановившись около порога, снова оборачиваюсь. Ее волосы, из-за того, что она металась во сне, упали девушке на лицо. Отхожу к шкафу, облокачиваясь на боковушку, и прячусь в его тени. Не знаю зачем, но мне кажется это важным.
И я оказываюсь прав. Амелия с осипшим криком рывком садится на кровати, хватаясь за горло руками. Будто проверяет его целостность. Громко дышит, хватая ртом воздух. Проводит ладонью по влажным от слез щекам.
Ее крик будит во мне воспоминание. «Ты не солдат, ты Джеймс Барнс, не забывай этого. Ты человек» — грозным набатом стучит у меня в голове.
— Ты звала меня во сне, почему? — вопрос вырывается сам собой.
Девушка вздрагивает и тянется к светильнику, что стоит на прикроватной тумбочке. Поднимаю руку и включаю свет до того, как это сделает она.
Амелия щурится, прикрывая глаза рукой, и ищет глазами того, кто нарушил полумрак, стоявший в комнате из-за задернутых штор.
— Я не помню, — сипит она и заливается сухим кашлем, стуча себя по груди, — словно это может вернуть ей голос.
Не могу видеть, что сделал с Роджерс своими собственными руками, но продолжаю смотреть, чтобы напомнить себе, каким чудовищем являюсь.
— Кричала, — произношу я и тут же замолкаю. Хочется заорать на блондинку, припечатать к стене и душить, пока она не скажет, откуда знает меня, но я сдерживаю себя. — Я разобрал только «нет» и «Джеймс». Почему?
— Я не запоминаю сны и не могу тебе ответить, — выдыхает она и откидывается обратно на подушку. — Закрой окно, пожалуйста. Холодно.