А вышло из этого самое лучшее, на что можно было надеяться: с тех пор как у него завелся пистолет, его положение никогда еще не было таким прочным. На его стороне сержант Пендер. Если лейтенант, вообще мало что замечавший, или какой-нибудь другой офицер не заметят его, тогда, можно считать, пистолет сохранен. А с чего бы офицеру его заметить? А если и заметит, так разве ему это не до фонаря?
Конечно, кое-кто еще попробует украсть. Или выторговать у Маста его спасение. Будут еще подвохи, будут каверзы. Но со всем этим, чувствовал Маст, он справится. А то, что больше всего тревожило его с тех пор, как он купил пистолет у артиллериста из 8-го полка, то, чего он больше всего страшился, – попасться начальству, – эта опасность больше не существовала. Как никогда прежде, Маст был спокоен за свой пистолет, уверен, что у него будет этот шанс на спасение. Что еще может с ним случиться?
Шли недели, и он все больше и больше утверждался в этом мнении.
ГЛАВА 11
Нельзя сказать, что на пистолет не покушались в последующие недели, пока пистолет был у него. Покушались, и не раз. Но происходило это совсем по-другому – подход изменился. Он изменился, потому что изменился сам Маст. Что-то, какая-то фраза, какое-то слово, сказанное сержантом Пендером, каким-то непонятным образом освободило Маста от чего-то необъяснимого. Может быть, от чувства вины из-за того, как он раздобыл пистолет, короче, купил его. А может быть, от бремени попроще, от бремени постоянного ожидания, когда на него донесут начальству. Если на то пошло, сержант Пендер и был начальством; и он поддержал Маста. А может быть, Маст просто выяснил, что истории, подобные его истории с пистолетом, происходили с людьми и раньше, что она не была чем-то исключительным, беспримерным, странствием без ориентиров. Мало этого, происходили бог знает когда, давным-давно, еще в первую мировую войну, то есть в глубокой древности.
Наверно, тут было всего помаленьку, все это сказалось на Масте и на отношении к его пистолету. Что бы это ни было, уверенности у него прибавилось. Он уверовал – пусть и рановато, – что пистолет в самом деле его. Благодаря этому он почти шутя отражал все нападения.
В эти недели самым настойчивым преследователем был О'Брайен. Однажды, когда они вместе мылись у бухты Ханаума, он изловчился было подменить пояс Маста своим, но Маст был начеку. В другой раз, когда Маст сидел на корточках в отхожем месте, О'Брайен появился возле ровика, явно рассчитывая воспользоваться его недееспособностью и выхватить пистолет, но Маст и тут не дал маху: пояс с пистолетом он держал между башмаками. Были другие подобные попытки. О'Брайен постоянно вертелся рядом, шнырял где-то за спиной; стоило только зазеваться, сделать один неверный шаг – и стервятник тут же вырвал бы у Маста орудие спасения.
О'Брайен был самым заядлым, но были и другие. Ни один из прежних – ни Винсток, ни Бёртон, ни Грейс, ни даже Паоли – не отказался от своих притязаний, и вдобавок появились новые, с жадными глазами. Маст был спокоен. Он мог управиться со всеми. А что ему постоянно надо быть начеку и нельзя расслабляться – это тоже не имело значения. Он всегда был готов на такую жертву ради пистолета.
За эти недели их Макапу сильно изменился. Бараки, с которыми они так долго возились, были построены, и теперь все могли спать в сухом месте, не на ветру. Другая перемена, еще существеннее, заключалась в том, что полк наконец довели до штатной численности. Пополнения – свежие, необтершиеся, только что призванные солдаты из Штатов – шли потоком и вливались в полки и роты, не доукомплектованные с 1920 года. Теперь на Макапу было почти вдвое больше народу, и уже ходили слухи, что всю дивизию сменят и отправят морем то ли на Атту, то ли куда-то на юг. На Макапу появились даже книги для чтения. К походным лавкам, которые обслуживал Красный Крест, добавилась разъездная библиотека – грузовик с книжными витринами по бортам. Он приезжал раз в неделю. Их Макапу сделался почти цивилизованным, а Маст, как и другие старики, не уставал рассказывать новичкам, пополнению, до чего тяжело тут было вначале.
В общем, если отбросить постоянную тревогу и настороженность, можно сказать, что Маст был доволен жизнью. А когда он задумывался о слухах насчет переброски – причем, возможно, на фронт, – это нервное напряжение и вовсе не казалось ему обременительным.