Спас его каптенармус. Этот тощий и длинный как жердь рядовой-итальянец, который прослужил в армии не меньше двенадцати лет, сидел сейчас позади кухонного грузовика и распоряжался недовольной, наспех собранной командой, грузившей продовольствие. Он только зарычал.
– Да ты что, ей-богу! Отстань от меня со своей повязкой и пистолетом, – набросился он на Маста, тыча в него 7,62 мм пулеметом с водяным охлаждением, который держал в руках. У меня поважнее дела. На берегу небось японцы уже кишат.
– Ладно, извини, – сказал Маст, старательно пряча радость под маской уязвленного самолюбия.
С чувством моральной правоты и облегчения, хотя и несколько пугаясь при мысли, что на берегу кишат японцы (кишат: как муравьи, всего тебя облепили), он пошел наверх укладываться. Пистолет по-нрежнему плотно прилегал к боку – тяжесть спрессованной мощи, символ чаемого спасения. Неудивительно, что всем хочется иметь пистолет. А в воровстве он не повинен: он пытался его сдать.
ГЛАВА 2
На втором этаже казармы копошилось множество людей: стоя на коленях, затягивали ремни на вещевых мешках, наклонившись над казарменными мешками, засовывали сменную одежду. Маст взялся за свой мешок и опять подумал, не спрятать ли пистолет подальше от чужих глаз. Если спрятать, про него, может, никогда и не вспомнят. Но если японцы действительно высадились на берегу, он понадобится сразу. И если рота пойдет в бой без мешков – с мешками-то вряд ли, – а пистолет останется в мешке...
Хорошо понимая, что так у него скорее отберут пистолет, Маст все же решил рискнуть и не снимать его. Какая от него польза, какая защита, если он будет лежать в мешке? Хорошо еще, что кобура армейская, а не такая, как у военной полиции. Оставалось только отцепить ее от матерчатого пистолетного пояса, прицепить к своему поясу и засунуть запасные обоймы в подсумок. Повязку и шнур он спрятал на дно казарменного мешка вместе с пистолетным поясом. Затем, придав своей каске особый, залихватский крен – не вполне соответствовавший тому, каким ему виделось будущее, – он перенес вещи во двор, где постепенно собиралась рота. Старшина Викофф, конечно, не ошибся насчет срока. Ждать пришлось еще полтора часа, и только к трем полковая колонна грузовиков пришла в движение.
По дороге к берегу с Мастом только раз заговорили о его пистолете. Ехавший в том же грузовике рядовой из другого взвода, огромный, черноволосый, выбритый до синевы двадцатидвухлетний ирландец О'Брайен, с завистью спросил его, где он достал пистолет.
– Этот? – равнодушно спросил Маст, хотя ум его лихорадочно работал. – Он у меня давно. Купил у одного малого.
На большом лице О'Брайена произошло непонятное оживление, он наморщил широкий лоб, облизнул губы, потом, не снимая локтей с колен, раз и другой сжал пудовые кулаки. Он жадно, почти униженно смотрел на кобуру пистолета. Потом повернул большую голову и поверх кабины, на которой перед самым выездом наспех установили пулемет, поглядел в ту сторону, где было море. Маст, с тех пор как попал в роту, несколько раз видел О'Брайена в грандиозных, прямо титанических драках, но сейчас вид у него был совсем не боевой. Он опять повернулся к Масту.
– Продашь? – хрипло спросил он.
– Продам? На кой черт? Не для того я его купил.
О'Брайен поднял толстопалую руку, расстегнул грудной карман и вытащил пачку денег.
– Выиграл вчера в кости, – сказал он как-то даже тоскливо. – Полсотни за него дам.
Маст был удивлен и подумал, что ослышался. Он и не подозревал, что его приобретение окажется таким ценным – для кого-нибудь, кроме него самого. И вот – О'Брайен, вот деньги. В грузовике за ними никто не наблюдал.
– Нет, – ответил Маст. – Извини. Самому нужен.
– Семьдесят дам, – тихо, просительным тоном сказал О'Брайен. – Больше у меня нет.
– Не пойдет. Я же говорю. Зачем я его купил-то? Чтобы он у меня был.
– Эх, черт, – вздохнул О'Брайен, медленно запихнул бесполезные деньги в карман и застегнул клапан. Он удрученно взялся за винтовку и снова повернул широкое, темное, мрачное лицо с зеленоватыми глазами к морю.
Больше никаких разговоров не было. Пистолета, наверное, никто не заметил, даже командир отделения. Все были заняты мыслями о том, что их ждет на берегу. Маст жалел О'Брайена несколько снисходительно – как человек, знающий, что у него есть спасение, жалеет того, у кого спасения нет; но, с другой стороны, чем он может помочь? Пистолет только один. По прихоти ли судьбы, благодаря ли удаче или неожиданному стечению обстоятельств он достался Масту, а не О'Брайену.