— Я вам верю. Мейнарду Стенханту вполне хватало Челесты. Челеста из тех, кого хватает выше головы. Да вы, наверное, и сами знаете.
— Челеста — моя подруга, — заявила она и даже выпрямилась в кровати. Она бросила на меня взгляд, из которого следовало, что время вопросов и ответов истекает. — Я предложила ей лучшую комнату. И не жалею об этом.
— Мне почему-то кажется, что все гораздо сложнее.
Внизу позвонили, и мы оба вздрогнули. Это могла быть Челеста — я вообще редко видел, чтобы она выходила из дома. Впрочем, Челеста не стала бы звонить.
— Я открою, — предложил я. Я прикинул, что, будь это ребята из Отдела, они копошились бы вокруг моей машины, которую я видел из окна.
Пэнси поставила пустой стакан на столик, и белый порошок тут же налип на мокрое донышко.
— Ладно, — сказала она.
Похоже, она продолжала выкарабкиваться из тумана.
Я спустился на первый этаж, сделал глубокий вдох и открыл дверь. На крыльце стояла аккуратно одетая дама лет этак тридцати, а следом за ней по ступенькам поднимался паренек в костюме с галстуком.
— Хелло! — сказала дама.
Я поздоровался.
— Мы изучаем психологию. Если вы не слишком заняты, нам бы хотелось прочитать вам несколько отрывков из Фрейда.
Чтобы оправиться от изумления, мне потребовалась целая минута. Такого в моих краях еще не бывало.
— Нет, — ответил я. — Благодарю вас, нет. Я и сам неверующий.
Она восприняла это нормально и попрощалась. Посмотрев им вслед, я увидел, как паренек в костюме поднимается на крыльцо соседнего дома.
Когда я вернулся наверх, Пэнси Гринлиф — а может, лучше Патриция Энгьюин? — сидела на кровати. Она привела в порядок свою ночную рубашку. Да и взгляд стал куда более осмысленным. Столик возле кровати был чисто вытерт.
— Я не знаю, как вас зовут, — сказала она.
Я назвал себя и подождал, пока она соберется с мыслями.
— Вы должны знать, где мой брат…
— Ваш брат по уши вляпался в историю. Я позволил ему переночевать у меня в офисе. То, что будет дальше, во многом зависит от вас.
— Вы имеете в виду — уход за его телом?
— Я имею в виду, вы знаете об убийстве столько, что я смог бы разрушить обвинение. Он еще не заморожен, Пэнси. Он просто запуганный ребенок Он ошибся, связав вас со Стенхантом, но я не думаю, что он убил его. А вы?
— Не знаю.
Я только улыбнулся.
— Скажите мне что-нибудь. Что будет дальше? Вы сохраните за собой этот дом?
— Смерть доктора Стенханта не имеет к этому ни малейшего отношения.
— Ну да, я и забыл. Смерть Стенханта вообще вас никоим образом не затрагивает. А как насчет башкунчика?
— Вот сами у него и спросите, — ответила Пэнси. Она приходила в себя — в том смысле, что мои инквизиторские штучки бесили ее все больше. — И не думаю, что он проявит к этому особый интерес.
— Это я, пожалуй, могу сделать, — сказал я. — Где он живет? Я хотел сказать, когда его нет здесь, — это я добавил из вежливости. На Кренберри-стрит он задерживался не дольше, чем требуется, чтобы ухватить сандвич.
— Он торчит в беби-баре на Телеграф-авеню. Думаю, они там и ночуют.
— Он отдаляется от вас, ведь так?
На ее лице вспыхнул гнев и сразу же пропал.
— Он ничем не отличается от всех прочих. Это все ускоренное развитие. Он теперь совсем не такой, как раньше.
— А как Челеста? — спросил я. — Что будет с ней?
— Я думаю, вам лучше спросить это у нее самой.
— Я думаю, что последую вашему совету. Где она сейчас?
— Не знаю. Когда я встала сегодня, ее уже не было.
— Когда она вернется?
— Это ее дело.
— Вы ее ждете, скажем, к обеду?
— С Челестой я привыкла не загадывать.
Наш разговор приобрел характер славной игры в пинг-понг без партнера. Я не знал, каким будет мой следующий ход. Одно я понимал совершенно отчетливо: возможности этого хода полностью исчерпаны.
— Я ухожу, — сообщил я. — Не хотите передать что-нибудь брату на прощание?
Она отвернулась. Тело у нее было красивое, хотя я сомневался в том, что оно такое же здоровое внутри. Всего десять минут назад она не дотянулась бы до шприца на столике.
— Убирайтесь, — сказала она, наконец собравшись с силами.
Я пошел к двери.
— И не думайте, что моя жизнь вращается вокруг моего брата, — сказала она мне вслед. — Я не видела его несколько лет. Я не знаю его, а он не знает меня. У меня своя жизнь. Если он совершил ошибку, пусть сам и расплачивается.
— Он совершил ошибку, пытаясь помочь вам, это точно.
Она скрестила руки на груди и одарила меня ледяным взглядом.