Я оказался в спальне. Освещение было неярким, но достаточным, чтобы я разглядел сгнившие обои на стенах. В комнате пахло гнилью, и я решил, что где-то в стене, наверное, лопнула труба. Девушка была совершенно раздета. Она лежала на кровати, и, когда я вошел, она повернулась, и улыбнулась мне, и поманила белыми руками. Она была симпатичная, но что-то в ее движениях настораживало. Я закрыл дверь, подошел к кровати и позволил ей обнять меня.
Я осторожно повернул ее голову так, чтобы заглянуть ей в глаза. Ее губы улыбались, но глаза оставались пусты. Они смотрели на меня, но видели что-то совсем другое. Я ждал, но она не меняла настройку. Она смотрела сквозь меня. И когда я провел рукой по ее затылку, я понял почему.
Под гривой волос прятался блок раба, маленький пластиковый шар, выходящие из него проволочки скрывались в черепе. Вряд ли ей было больно, когда я прикоснулся к блоку, но стоило ей понять, что ее тело не интересует меня, как руки ее бессильно упали на простыню. Происходящее доходило до нее, до какого-то оперативного центра ее сознания, но замедленно. Учитывая то, чем она занималась здесь, и то, где она вообще находилась, это, возможно, было и к лучшему.
Я толкнул ее обратно на кровать. Все, чего я хотел, это отделаться от нее, но чуть перестарался, и она взвизгнула. Это пробудило во мне старые воспоминания, что-то горькое и нежелательное, что — я надеялся — давным-давно забыто. Наверное, процесс толкания обнаженных женщин на кровать всегда содержит в себе элемент секса, как бы ты ни толкал ее: игриво, враждебно или как-то еще.
Я поднялся с кровати. Сквозь омерзение я начал наконец различать некоторую логику происходящего. Упоминания Фонеблюма насчет невольничьих лагерей целиком вписывались в нее, и теперь я понимал, зачем ему необходимо поддерживать отношения с Отделом. Его извещали каждый раз, когда замораживалось симпатичное тело. Девушка на кровати наглядно демонстрировала, как все это действует. И я мог представить себе дюжину малоприятных поводов, зачем Фонеблюму могут потребоваться услуги врача или даже двух врачей.
Я открыл дверь и вышел к поджидавшему меня Оверхольту. Он вопросительно, почти сочувственно посмотрел на меня.
— Что-то не так?
— Нет, — ответил я. — Все в порядке.
— У нас тут есть все. Мужчины, женщины, групповуха. Любой возраст на ваш выбор. Не стесняйтесь.
— Идет.
— Мы всегда здесь.
Он заботливо нахмурил брови. Я был тронут.
— О’кей, — сказал он, помолчав. — Держите. — Он протянул мне конверт, слишком тонкий, чтобы в нем лежало зелье. — Отнесите это в порошечню на углу Телеграф-авеню и Пятьдесят девятой. Они дадут вам все, что нужно.
Я убрал конверт в карман.
— Мы не держим порошки здесь, — объяснил он. Наконец-то он разговорился. — Слишком опасно. Это только филиал.
— Ясно.
— О’кей.
Он обошел вокруг маленького столика с телефоном. Похоже, он был разочарован отсутствием моего интереса к девушке или разговору.
Он протянул мне мою карточку.
— Мы проверили ее нашим декодером. Двадцать пять. Да, негусто. Я мог бы помочь вам…
— Нет, — ответил я. — Спасибо, не надо. Это не поможет. Я под колпаком у Отдела. Они заметят.
Он широко улыбнулся, словно уличный торговец, расхваливающий свой товар.
— Вы не поняли, мистер Меткалф. Мы продаем карму только высшего качества. Отделу она не по зубам. Запись на внутренний слой. — Он помолчал. — И в конце концов у вас еще остался здесь неиспользованный кредит.
Иррациональная часть моего сознания, все еще трепетавшая при мысли о том, как мало кармы у меня осталось, заставила меня задержаться и обдумать это предложение. Однако мне не потребовалось долго размышлять, чтобы понять, что разницы не будет. Оверхольт не знал, кто я, иначе не стал бы предлагать мне этого.
— Право же, спасибо, — произнес я, стараясь говорить по возможности искренним тоном. — В моем случае это не сработает.
— О’кей, — повторил он, разведя руками.
Я забрал карточку.
Я оставил его за телефоном и вышел. Оставшись на лестнице один, я остановился, прислонился к стене и перевел дыхание. Фокус с девицей меня потряс. Мне было проще думать о всех тех дюжинах или сотнях людей, которых Фонеблюм извлек из морозильника, чем вспомнить пустой взгляд улыбающейся девушки в сырой комнате. Девушки с клубком проводов в голове. Я не мог избавиться от этого воспоминания, значит, придется привыкать к нему.
Пару минут спустя я прошел остаток лестницы и миновал комнату, где гонял шары, отрабатывая удар, здоровяк. Я глянул на него, и он улыбнулся мне. Я решил, что для него я провел наверху достаточно времени для того, чтобы успеть наскоро перепихнуться с той девушкой. Я попробовал разозлиться, но не смог. Я улыбнулся в ответ и вернулся в бар.