— Не торопись, Меткалф. Я пытаюсь объяснить тебе, что тебе это не нужно.
— Не нужно, — кивнул я. — Необходимо.
— Это даст тебе то, что ты ищешь и еще кое-что, — сказал он.
Он облизнул губы и говорил медленно и внятно; второй случай за последний час, когда со мной обращаются как с ребенком. Мне это не понравилось.
— У тебя еще нет воспоминаний, чтобы стирать их.
— Мне хватает еще с того раза, — ответил я. — Не веришь — могу поделиться.
— Это зелье совсем другое, — его голос сделался тихим, но настойчивым. — Сделай мне одолжение, не нюхай его.
Я вздохнул, развернул конверт и, используя его в качестве совочка, сгреб порошок в маленькую кучку на краю стола. Хорошее настроение куда-то исчезло, даже виски, казалось, прокисло в желудке.
— О’кей, Сёрфейс. Я сделаю тебе одолжение. — Я заглянул в его глаза так глубоко, как только мог, но он выдержал взгляд. — Только ты сделай мне встречное одолжение. Скажи, что сделало тебя тряпкой. Ты был крепче, даже валяясь на кровати перед телеком. — Я засмеялся, чтобы скрыть страх. — И если мне предстоит сделаться таким, как ты, дай мне знать, чтобы я пустил пулю в башку, пока у меня хватает на это духа.
Он наконец отвел взгляд и потянулся за стаканом, но тот был пуст.
— Придется тебе привыкать, Меткалф. Это не моя вина. Сейчас больше не поразгуливаешь, задавая вопросы.
— Я хотел взять лицензию.
— Нет больше лицензий, — вздохнул он.
— Но инквизиторы-то есть, — возразил я.
— Только не частные.
— Нет, есть, — сказал я, сжимаясь от неприятного предчувствия. — Вот он я. То, чем я занимаюсь, по-другому не назовешь.
— Твое занятие в прошлом, — сказал он тяжелым, мертвым голосом. — Ты этим занимался. Раньше. Теперь этого нет, Меткалф. Привыкай.
— Посмотри-ка, кто это говорит… — начал было я и осекся. Это вылилось бы во что-то грязное, а у меня душа не лежала к этому.
Его губы сложились в невеселую улыбку.
— Я жил только этим, — сказал я, наполовину себе самому. — У меня же нет ничего другого. Я пытался.
— Попытайся еще. Этого больше не будет. Тебе даже не позволят разговаривать с кем угодно. А про вопросы забудь.
— Забыть про вопросы, — повторил я. — Спасибо, буду знать.
Я провел пальцем по кучке белого порошка — на столе осталась дорожка. Мне отчаянно хотелось нюхнуть.
— Что не так с порошком?
— Индивидуальных смесей больше нет. Только стандартная.
— И что со стандартной?
— Забыватель с продленным действием. В этом все дело. Нюхай, если хочешь, только не забудь сначала написать на спичечном коробке свое имя и адрес. Большими буквами.
— Я думаю, переживу.
— Как хочешь. — Он вздохнул. — Да, Меткалф. Не заговаривай о прошлом. Память не поощряется. Для этого и предназначена эта дрянь. В Лос-Анджелесе запрещено знать, чем ты зарабатываешь на жизнь. И если ты не используешь это зелье, притворись, будто используешь. И если увидишь людей, говорящих в свой рукав, не думай, что они говорят с тобой. Учти.
Я ждал продолжения, но он закончил. Он поднялся и пошел к шкафу, скорее всего за новой бутылкой. Я остался сидеть, пытаясь усвоить то, что он мне сообщил. Получалось плохо.
Он достал еще одну початую бутылку, полнее первой, хотя и ненамного, и разлил ее содержимое поровну в два стакана. Потом сел и присосался к своему. «Интересно, сколько спиртного требуется, чтобы свалить с ног это маленькое тело», — подумал я и решил, что Сёрфейс выработал значительную устойчивость к алкоголю. Когда ты не помнишь, сколько у тебя бутылок осталось, это происходит не от того, что ты не пьешь.
Я же предпочитал другие стимуляторы, и взгляд мой не отрывался от порошка. Моя кровеносная система требовала щепотки Пристрастителя — единственного ингредиента, без которого не обходится ни одна смесь.
Я смел стандартный Забыватель обратно в конверт, аккуратно завернул его и положил в карман. Пригодится пускать пыль в глаза, как предлагал Сёрфейс. И если уж совсем невмоготу станет, могу и понюхать, и к черту последствия.
Сёрфейс опустил стакан.
— Черт побери, Меткалф. Знаешь, я уже несколько лет не говорил столько.
— Мы еще и не говорили.
Он отмахнулся от моего сарказма.
— Я имею в виду сегодня, после того, как отловил тебя.
Я почувствовал приступ раздражения. Мне хотелось сказать ему, что он говорил со мной всего два дня назад. Но, разумеется, это был вздор. Сёрфейс был добр ко мне, и я должен отплатить ему тем же. Тем более что все это безобразие миновало меня, пока я валялся замороженным. Надо научиться не напоминать людям, сколько они потеряли по сравнению с тем, что было раньше.