Я сообразил, что она нажала на кнопку, поскольку штуковина на столе снова заговорила.
— Только при исключительной необходимости.
— Это исключительно необходимо, — вмешался я прежде, чем она успела повторить фразу.
Она в замешательстве посмотрела на машину, потом на меня. Мой ответ на голос из машины выбил ее из колеи. Должно быть, замечать присутствие этой штуки считалось невежливым.
— О! — сказала она. — Тогда, наверно, все в порядке. Если это исключительно необходимо.
— Скажите мне, как вам удается содержать дом?
Ее брови изогнулись, как у домохозяйки, уронившей пирог на дно духовки.
— Деньги на дом, — произнесла она в микрофон.
— Тебе их дает Джой, — отвели ее голос.
— Джой дает мне деньги, — повторила она. — Он так добр ко мне.
— Джой, — повторил я. — Что случилось с Денни?
— Денни, — продиктовала она машине.
— Денни Фонеблюм, — ответил ее голос. — Он такой большой и толстый. Он был твоим лучшим другом. Он устал и живет в пансионате. Он очень добр к Джою. Он относится к нему как к сыну, которого у неге никогда не было. Виски с содовой и ломтик лимона — вот что он любит больше всего.
— Боюсь, я не поняла вашего вопроса, — произнесла Пэнси несчастным голосом.
Кажется, я начал врубаться. Память разрешалась, только при хранении вне головы в тщательно отредактированном виде. Это оставляло в голове больше места для модных мелодий, исполняющихся водопроводным краном или автоматом для продажи сигарет.
— Забудьте это, — сказал я. — Скажите лучше, кого осудили за убийство Челесты.
— Убийство Челесты, — продиктовала Пэнси.
— Челеста временно уехала, — ответил голос.
— Челеста уехала, — повторила Пэнси. — Это вовсе не то же, что убийство.
— Да, — согласился я. — Это не одно и тоже.
— Вы, наверно, ошиблись, — сказала она. — Спросите у своей памяти.
— Все в порядке, — сказал я. — Я ошибся. Скажите мне про своего брата. Он вышел из морозильника?
— Мой брат, — продиктовала она.
— Ты не помнишь своего брата, — ответила память.
Она посмотрела на меня и пожала плечами.
— Ортон Энгьюин, — напомнил я.
— Ортон Энгьюин?
— Это имя тебе ничего не говорит, — ответила память.
— Это имя мне ничего не говорит. Извините.
— Нет проблем, — сказал я.
Я начал уставать от беседы. Очень уж мал был выход информации. Я думал, не стоит ли мне допросить саму машину, а не Пэнси. Теперь я отказался от этой идеи. Память тоже имела слишком много пробелов. Меньше, чем Пэнси, и все же слишком много.
— У вас такие странные вопросы, доктор Стенхант, — сказала Пэнси. — Я, право, не знаю.
— Простите меня, Пэнси. Я не стал бы их задавать, если бы не исключительная необходимость.
— Вам надо пользоваться своей памятью.
— У меня память нового типа, — сказал я. — Имплантирована в голову. Вам не надо говорить вслух. Вы просто думаете, и она отвечает тихим голосом в голове.
— О! — сказала она и с минуту обдумывала это. — Звучит очень разумно.
— Это очень удобно. И вы мне очень помогаете, заполняя пробелы там и здесь. Видите ли, я ведь уезжал, вот я и узнаю кое-что.
— Вы с Челестой, — радостно произнесла она. — Вы уезжали.
— Совершенно верно. А теперь расскажите мне про доктора Тестафера. Вы его помните?
— Доктор Тестафер, — сказала она в микрофон.
— Старый доктор Тестафер, — ответила память. Это звучало как начало детской сказки. — Он живет на холме. Он был партнером доктора Стенханта, но ушел на пенсию. Джин и тоник со льдом.
— Он ведь ваш партнер, — сообщила она мне. — Странно, что вы с ним не общаетесь.
— Я обязательно навещу его, — пообещал я. — Скажите, он все еще живет по старому адресу?
— Довольно! — послышался голос у меня за спиной. В прихожей стоял Барри Фонеблюм.
— Барри! — Голос Пэнси в первый раз зазвучал теплее и естественнее. — Ты должен помнить доктора Стенханта. Доктор Стенхант, это мой сын Барри.
— Мы знакомы, — саркастически заметил Барри.
Он был одет без особых изысков: в симпатичную блузку, полосатые брюки. Парик на сей раз отсутствовал. Он не сделался выше, но его лицо стало лицом тинэйджера, а высокий лоб — на шесть лет морщинистее. Из-под кожи на висках выпирали червяками вены.
— Ступай наверх, Пэнси, — твердо произнес он. — Нам с доктором Стенхантом нужно поговорить.
Он обращался к ней, но не сводил взгляда с меня. Это напомнило мне, как Челеста отсылала наверх котенка. Вечно мне мешают говорить с людьми, не умеющими сопротивляться моим расспросам.